Дожить до дембеля - [9]
В северном секторе застучал пулемет. Карцев дернулся, схватил автомат, каску и двинулся к выходу, бросив через плечо Романову:
— Я туда. Доложишь, если что.
Карцев плюхнулся в окоп пулеметной позиции, вытер пот со лба и, пристроившись рядом с Никольским, принялся жадно-внимательно рассматривать северный склон. Пожалуй, это направление было самым невыгодным для нападавших — склон довольно ровный, почти без камней и растительности. Карцев разглядел несколько трупов, попробовал сосчитать их, но отвлекся на более интересное: из ранее незаметной лощинки выскочила группа людей, причем все они как на подбор оказались небольшого роста.
Никольский дал по ним длинную очередь. Большинство коротышек спряталось обратно в лощинке, трое не успели.
— Они что, из какого-то низкорослого племени? — удивленно спросил Карцев.
Никольский досадливо сморщился.
— Это дети.
— Какие дети? — еще больше удивился Карцев.
— Мальчишки. Пацаны. Лет двенадцать-пятнадцать, — медленно проговорил Никольский, злобно оскалившись. — Сегодня, товарищ лейтенант, оказывая братскую помощь, я убил уже не меньше шестерых детей. Как вы считаете, те, кто вскормил и воспитал меня, будут гордиться мной?
Карцев тупо уставился в одну из фигурок, медленно отползавшую к лощинке.
— Так как вы считаете? — хрипло спросил Никольский.
— Прекрати! — заорал Карцев. — Скажи лучше, где Митин? — Левее, в первом окопе, — пробормотал Никольский, отвернувшись. Перебравшись к Митину, Карцев молча выслушал краткий и четкий доклад младшего сержанта, уяснив главное — мальчишки брошены в этом направлении только для отвлечения, серьезной опасности они не представляют. В отличие от Никольского, возраст нападавших не вызывал у Митина ни каких отрицательных эмоций. Скорее наоборот — младший сержант был весьма доволен, что сражаться с таким противником не составляло особого труда. Митин выглядел бодрым и даже, можно сказать, веселым. По странной привычке он постоянно приглаживал свою рыжую шевелюру.
— Почему без каски? — строго спросил его Карцев.
— А! Потно в ней! — Митин усмехнулся. — Товарищ лейтенант, а разв вас на военной кафедре не обучали офицерскому языку?
Карцев озадаченно-настороженно глянул на Митина.
— Вы разве не знаете, что офицеры говорят на своем, особом, языке — улыбаясь, спросил Митин. — Например, каска по-ихнему — «шлём», кобура — «кабур», оружейная — «ружейная комната». Ружья, стало быть там хранятся. Но больше всего из их языка мне нравится слово «арестование», что в переводе на русский значит «арест»!
Карцев пожал плечами.
— Не знаю. — недовольно протянул он. — Я слышал, как Бирюков говорил «каска», а вовсе не «шлём».
— Да это Никольский его переучил! — радостно засмеялся Митин. — Каждый раз, когда Бирюков говорил «шлём», Никольский с глупым видом хлопал глазами и спрашивал, что это такое!
Смех Митина заглушила пулеметная очередь. Маленькие враги опять попытались пойти в атаку, и опять Никольский не дал им этого сделать Да и Митин с прежней веселой улыбкой выпустил по ним длинную очередь из автомата. Карцеву стало неприятно, даже мерзко от этой неуместной, на его взгляд, улыбки. Приказав внимательнее приглядывать за флангами, он поспешно покинул митинский окоп.
Обстрел эрэсами вновь прекратился, только мины не слишком часто продолжали звучно шлепаться по периметру обороны. Пробираясь к блиндажу, Карцев совершенно не обращал внимания на взрывы, забыв также и об угрозе снайперов. Мысли метались вокруг одного: как надо было ответить Никольскому. Сказать, что, несмотря на их возраст, мальчишки все равно наши враги? Что мы дали присягу и должны убивать всех, кто против нас? А впрочем, что говорить, ведь Никольский и так уже убивал их, по крайней мере чтобы самому не стать убитым.
Когда Карцев добрался до блиндажа, на юго-западный сектор обрушились эрэсы. Чуть погодя там загрохотали автоматы, длинно застучал пулемет. Карцев с тревогой прислушался — пожалуй, надо послать Куликову патроны. Прежде чем спуститься в блиндаж, он глянул в сторону солнца. Оно висело над западным гребнем, не низко, но и не высоко, и обжигающе слепило глаза. «Плохо нам придется, если они опять полезут оттуда, — озабоченно подумал Карцев. — А ведь наверняка так и будет».
Войдя в блиндаж, он сразу же приказал двум солдатам доставить патроны отделению Куликова, а Романову с еще одним солдатом перетащить пулемет из восточного сектора в западный. Вскоре после их ухода эрэсы стали рваться по всей площади заставы, усилилась и стрельба.
Карцев расхаживал по блиндажу, морщась, как от боли, при звуках взрывов. Внезапно остановившись, уперся взглядом в Ямборского.
— Вас прислали для усиления?
Прапорщик замедленно кивнул.
— Тогда берите ящик гранат и бегом в западный сектор! Где запад, сообразите?
Прапорщик часто закивал, схватил двадцатикилограммовый ящик и быстро покинул блиндаж.
Задребезжал телефон заставив вздрогнуть взвинченного Карцева. Куликов, давясь сообщил, что у него убиты еще двое и двоих тяжело ранило, что нужны гранаты.
— Людей больше нет-с отчаяньем сказал ему Карцев.
— Пулемет быстро греется. Приходится часто менять стволы! — торопливо кричал Куликов Что же делать? Без гранат — хана, если пошлю кого-то за ними, тоже хана.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.