Дожить до дембеля - [10]
— Держись! Все будет в порядке, притащу я тебе гранат!
Карцев суетливо вытащил из оружейки ящик, повесил автомат за спину, поправил каску.
— Будешь на связи! — сказал он Хакимову, баюкавшему руку, и неуклюже, сгибаясь от тяжести ящика, вышел из блиндажа.
Эрэсы и мины рвались теперь только на линии окопов, стрельба и какие-то крики доносились лишь с запада и севера. Карцев, удивленный и встревоженный тишиной (если не считать взрывов) на юге, быстро засеменил туда, проклиная гранатный ящик за не удобность…
Ввалившись в окоп, он сердито глянул на Куликова.
— Ну? Чего ты волну поднял? У тебя же тут совсем тихо!
— Отбились… — как будто виновато пробормотал Куликов.
— Ладно! — Карцев добродушно похлопал его по плечу. — Гранатами и твоих орлов обеспечил, сейчас покурю быстренько и подамся на запад. Там пожарче…
Он присел на дне окопа, достал сигарету и попытался закурить. Это удалось ему не сразу — три спички сломались в его пальцах. Потом он почувствовал, что сидеть как-то неудобно. Оказалось, из-за автомата за спиной. Сняв его, Карцев поерзал, устраиваясь получше, и закрыл глаза.
Сначала он пребывал почти в блаженстве, в приятном отрешении. Но это продолжалось недолго. Он вдруг снова словно увидел бледно-серое лицо Алиева с черно-багровой дырой между широко раскрытых глаз. Карцев замотал головой и быстро поднял веки, прогоняя тягостное видение. Но стоило опять прикрыть глаза — возник облик распростертого на земле тела Савченко.
Карцев вздохнул и обвел окоп злым взглядом, сообразив, что ни в коем случае нельзя оставаться наедине с такими мрачными воспоминаниями, нужно быть занятым хоть каким-то делом. Он прислушался. С северо-запада по-прежнему доносились треск стрельбы и буханье взрывов. Еще раз вздохнув, Карцев собрался идти туда, но его планы порушил внезапно заработавший пулемет — противник начал очередную атаку и здесь.
Карцев пристроил автомат на бруствере, выбрал цель и открыл огонь. Он стрелял расчетливо и хладнокровно, не обращая внимания на выстрелы, на противный визг и близкие разрывы эрэсов. Увидев, как один из нападавших неловко рухнул, похоже, сраженный именно им, Карцев радостно рассмеялся.
Расстреляв сдвоенный магазин, он поспешно заменил его новым и с прежним азартом стал искать цель. Но целей больше не было — на виду валялись лишь трупы. Только сейчас Карцев услышал тишину.
— Как мы их… Запросто… — довольно проговорил он.
Куликов неразборчиво пробурчал, звучно сплюнул и внятно произнес:
— Они теперь значительно ближе, — помолчав, он мрачно добавил: — И Птицын замолчал.
Приподнятое настроение Карцева улетучилось. Он глянул в сторону солнца, потом на часы, прошло уже шесть часов с начала первого обстрела. А солдаты с утра не ели, — отметил Карцев. — И неизвестно, многим ли удастся еще поесть… Когда же прилетят вертолеты? А вдруг не прилетят?! — со страхом подумал он и сразу же постарался забыть про эту мысль.
Снова завизжали эрэсы. Куликов с усталым кряхтеньем поднялся со дна окопа и взялся за пулемет, готовясь к стрельбе.
— Ну, началось… — пробормотал он, и в тот же миг рядом с ним со страшным грохотом вспыхнула ослепительная вспышка.
Куликова отбросило на Карцева, и они оба рухнули на дно окопа. Очумелый Карцев безуспешно пытался подняться, ничего не видя из-за оранжевой пелены в глазах и не слыша из-за звона в ушах, во рту к тому же ощущался вкус чего-то противно-кислого. Выкарабкавшись наконец из-под Куликова, он принялся яростно тереть глаза и трясти головой. Глаза нестерпимо жгло, а голова, казалось, вот-вот расколется.
Оранжевая пелена постепенно рассеивалась. Карцев увидел Куликова, медленно раскачивавшегося из стороны в сторону, неотрывно уставившегося диким взглядом в свою левую руку. Разглядев ее, Карцев тут же закрыл глаза, сразу как-то обессилев. Рука эта вместо кисти оканчивалась красно-бело-черным месивом.
Полулежа, зажмурившись, на грани потери сознания, сквозь непрерывный звон Карцев услышал неприятно-назойливый звук. С трудом открыв глаза, он понял — это выл Куликов. Испытывая огромное желание снова зажмуриться и вдобавок заткнуть уши, Карцев достал медпакет, разорвал рукав и воткнул шприц в предплечье Куликова. При мысли о том, что придется перевязывать это — раньше бывшее кистью, Карцева неудержимо затрясло. Но, переборов подступающую дурноту, он вовремя сообразил — руку Куликова надо лишь как можно туже перетянуть жгутом.
Сделав для Куликова все, что мог, Карцев бросился к пулемету, с тревогой слыша стрельбу всего двоих его солдат в этом секторе. Но пулемет оказался покореженным, и Карцев, злобно выругавшись, открыл огонь из автомата.
Он стрелял, швырял гранаты, снова стрелял, сосредоточившись на одном, — не дать противнику подобраться к линии окопов. Течение времени для него измерялось количеством оставшихся патронов и гранат. О том то будет, когда они кончатся, он не думал. Заставлял себя не думать.
В краткий промежуток между стрельбой и взрывами Карцев услышал какой-то новый звук. Через несколько минут он с радостью понял — вертолеты!
Пара вертолетов сделала круг над заставой и пошла штурмовать южную высоту. Вскоре ее заволокло черно-серыми клубами дыма и пыли. Обстрел оттуда прекратился, и Карцев увидел, как нападавшие стали поспешно отходить. Он дал по ним последнюю, длинную очередь, опустошившую магазин, и устало опустился на дно окопа.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.