Дождался - [15]

Фабрикант из Бирмингама отдал банковые билеты проигранного пари и проговорил:

— Не правда ли, милорд, настоящая леди?

— Королева, сэр! — строго ответил молодой англичанин.

И прибавил:

— Породистая!

Госпожа Шварц встретила Елену Александровну в прихожей и, грустно-торжественная, повела ее наверх.

— О, как бедный ваш муж будет обрадован. О, несчастный страдалец! Как он ждал вас, госпожа Неволина!.. Две недели ходил каждый день на поезд встречать вас… Но force majeur [9] помешала вам приехать… Муж знал это и не роптал… Вы сами страдали… о, я понимаю… И вы не знали, как муж плох… Он скрывал от вас… Боялся встревожить… О, тяжелая доля облегчить последние минуты любимого человека… И как его не любить… Какой он добрый, деликатный!.. О, простите мне невольный крик души!

Госпожа Шварц не забыла, что если б не Ракитин, то она могла бы понести убытки, и потому не лишила себя удовольствия подпустить яду в свои трогательные излияния, оглядывая и оценивая скромный, хотя и элегантный, костюм этой хорошенькой и чересчур мало печальной для жены умирающего мужа.

И так как “жена умирающего” ни одним словом не откликнулась на “крик души” хозяйки, то госпожа Шварц, останавливаясь в коридоре, прибавила пониженным до трагического шепота голосом.

— Вы позволите предупредить бедного мужа, что вы уже здесь… А то радость внезапного свидания может потрясти больного… Утром он был бодр, насколько возможно для него… Но всякие потрясения… Как вы думаете, monsieur Raquitine?..

Ракитин считал миссию свою оконченной. Он уже поклонился Елене Александровне, сказав, что он в ее распоряжении в эти тяжелые дни, и хотел пройти в комнату, как вопрос хозяйки заставил остановиться его и сказать ей:

— Ведь больной знает по часам, что госпожа Неволина приехала. К чему еще предупреждения… Напрасно вы так тревожитесь и тревожите госпожу Неволину! — насмешливо прибавил Ракитин.

— О, в таком случае я умываю руки! — обиженно сказала хозяйка и удалилась.

— А вещи прикажите послать в комнату…

И, обращаясь к Неволиной, Ракитин прибавил по-русски:

— Эта дама шельма и большая охотница до представлений!.. Постучите, Елена Александровна, в восемнадцатый номер… Там сиделка…

Словно бы услыхавшая простое нелицемерное и неоскорбительно-обвиняющее слово, Неволина подняла на Ракитина глаза, в которых мелькнуло благодарное чувство измученного человека, и торопливо прошла к восемнадцатому номеру.

Маленькая бледная рука вздрагивала, когда тихо постучала в дверь.

XIII

Сиделка открыла дверь и чуть слышно, ласково шепнула:

— Он ждет вас… Постарайтесь скрыть от него, что он так плох… Если нужно, позвоните.

И, пропустив Неволину, вышла за двери и направилась вниз.

Как ни готова была молодая женщина к свиданию с мужем и каким худым ни представляла его себе, но, когда увидала голову мертвеца, она едва могла скрыть жалость, тоску и ужас, охватившие ее. И, опустив голову, чтобы муж не видал ее лица, с рыданием в голосе, стараясь удержать слезы, проговорила, подходя к нему:

— Вот и приехала… И ты прости, что не могла раньше, Валерий.

И она поцеловала его и припала к его исхудалой руке.

В первое мгновение Неволин не мог говорить от волнения и только прерывисто и тяжело дышал.

— Как ты меня нашла?.. Очень изменился, Леля? — наконец проговорил он.

— Изменился… Но не очень…

— Ну… Похудел… сильно… Но теперь кризис… Я поправляться начну…

— Еще бы…

И опять оба смолкли, точно оба не находили именно тех слов, какие нужны и как нарочно не приходят.

Неволину казалось, что он счастлив, но все-таки не так бесконечно счастлив, как должен быть и как следовало, и потому он с большим чувством, чем его было в сердце, проговорил, преувеличивая и радость и умиление:

— Милая… родная Леля… Как я счастлив… Ты около… Как я люблю тебя… Как я ждал тебя…

И, словно забывая, что поцелуи его потрескавшихся, почерневших губ не могут доставить удовольствия даже любящему человеку, он желал именно показать, как любит жену, и потому привлек ее лицо к своему и целовал и ее лицо и ее руку, хотя это его и стесняло, так как дышать ему было тяжелее и мучительнее.

И молодая здоровая женщина с ужасом чувствовала отвращение от этих поцелуев, несмотря на жалость и невольную вину перед умирающим человеком.

В эти мгновения она вспомнила все… все… И любовь без страсти к мужу… И ее привязанность без дружбы и ласки… И как он любит… любит ее и не понимает запросов ее души и ума… И разве виновата она, что, когда он заболел, его ласки были нестерпимы… Разве виновата она, что после отъезда мужа встретила отзывчивого, умного, сильного духом и полюбила, почувствовала страсть… Настоящую, незнакомую ей раньше. И не смела ехать к мужу… Жалела его… Разве можно было скрыть… Разве успокоишь больного знанием, что не принадлежишь тому, кому хочешь… Пусть умрет без разочарования влюбленного… Пусть все ее считают бессердечной. Она знала, что он один, больной, и не ехала. И теперь ужас отвращения, муки позднего раскаяния — именно когда любит. Зачем не любя выходила замуж…

Неволин отвел губы. И жена облегченно вздохнула. Снова жалость охватила ее, и слезы лились из ее глаз.

— Да ты что же… плачешь?.. Садись, милая, лучше в кресло… Дышать трудно… А я посмотрю на тебя…