Дойна о Мариоре - [62]

Подавшись вперед, он горячо заговорил:

— Душа болит сейчас у каждого из нас о севе. Но мы должны подумать и о другом. — Филат достал из кармана чистый носовой платок, вытер враз вспотевшее лицо. Немножко помедлил: не сразу приходили слова. — Так я к чему? До сих пор было: сеет один, а ест другой.

— Так! — громко сказали откуда-то из глубины зала.

— Теперь у каждого есть и дом, и земля, и что надо на посев, и тягло, — потому что супряги.

— Так! — подтвердило уже много голосов.

— Погодите, не перебивайте! — махнул рукой Филат. — Спрошу вас: мы что, успокоиться на этом должны? Так ли живем, как хочется? Мы хотим хорошего урожая! А будет ли он у нас? Вопрос! Опять же — мельница, крупорушка, винный пресс, за этим мы по-прежнему кулаку кланяться должны, ему же урожай с нашей земли нести? Некоторые кулаки, которые в супряги записались, я слышал, обманывают людей. — Тут Филат намеренно взглянул на Ниршу, сидевшего в первом ряду. Заметил, как у Кучука и без того узкие глаза превратились в злые щелочки, и, повысив голос, продолжал: — Несколько месяцев назад эти кровососы хозяевами были, первыми людьми в селе считали себя, а теперь они — что кроты на солнышке! Посмотрим, умеют ли они сами хлеб зарабатывать. Пусть узнают, как миска мамалыги достается!

Филат снова взглянул на вобравшего голову в плечи Кучука и шагнул к краю сцены:

— Вы думаете, они советской власти спасибо скажут?

— Не скажут! — брызнув коротким смешком, ответил кто-то.

— Понятно! Взять хоть братьев Кучуков или Гаргоса. Да они до самой смерти старую власть во сне будут видеть. А за границей о том же всякие Тудореску мечтают. Так я к чему? Мы сильные должны быть! Чтоб нас никто не согнул! А мы вон трактор получили, и тот у нас стоит. Разве на левом берегу это допустили бы? Опять, там землю обрабатывают так, что урожай вдвое больше нашего, а о кулаках и думать позабыли… А люди там какие! Грамотные все!

— Ты хочешь, чтоб у нас колхоз был? — спросил сидевший у стены всегда больной Георге Палецкий.

— Отчего же иет? Хочу!

Устойчивая тишина в клубе прорвалась сдержанным, но плотным гулом голосов.

— Кто ж его не хочет? — закричал из середины зала Семен Ярели, убедительно кивая своей продолговатой головой.

— Скорее надо. Через месяц сев! Чего тянуть? — поддержал его невидимый Филату Штефан Греку.

В глубине клубной комнаты встала Марфа Стратело.

— Подождать бы с колхозом. Непривычно ведь! — крикнула она Штефану, оглядываясь на всех.

— Только землю дали, уже и взять хотите? Зачем же давали? Хоть бы годик на ней поработать! — жалобно протянул с другого конца зала. Тома Беженарь и тотчас, испугавшись собственного голоса и смутившись, низко наклонился.

— Правильно! С колхозом всегда успеется! — согласилась с ним Анна Гечу.

А маленький веснушчатый Васыле Григораш, родственник корчмаря Гаргоса, сидевший в третьем ряду, полуобернувшись к залу, прокричал притворно доброжелательным голосом:

— Что ж, придется вступать. Хуже будет, если в Сибирь всех погонят…

Но Григораш не успел договорить. На сцену быстро размашистыми решительными шагами поднялся Думитру Лаур. К лицу его жарко прилила кровь, и только шрам на лбу побелел.

Он коротко и сильно взмахнул рукой, заговорил, сдерживая волнение:

— Товарищи! Что Григораш плетет, вы этому не удивляйтесь. Филат правильно сказал: кулакам да подкулачникам сейчас другого выхода нет. Пока живы, они будут клеветать на советскую власть, изворачиваться, вредить нам… Советская власть им не по вкусу.

Теперь насчет колхоза. Запомните одно: колхоз — дело добровольное. И больше всего он нужен нам! Да, да, нам самим! Чтобы урожаи были большие, чтобы не караулила нужда за дверью. Одиночкой жить — это перебиваться изо дня в день. Не знаете разве сами? А кто там крикнул, что землю хотят забрать у вас? Опять кулаков слушаете? Колхозной земле колхозники хозяева! Она ваша собственность. Только жить вы иначе будете — лучше! — Лаур секунду помолчал и продолжил уже спокойней: — А вообще насчет организации колхоза я вчера разговаривал с Владимиром Ивановичем. Он сказал, с колхозом торопить людей не следует. «Пусть, — говорит, — пообживутся, присмотрятся… Колхоз хорош тогда, когда люди видят, что это их единственный путь к настоящей жизни, а не тогда, когда идут в него лишь потому, что пошел Ион или Григор, или просто наугад, без веры в него…» Вот, — Лаур вытер вспотевший лоб, откинул назад курчавые волосы и, улыбнувшись, оглядел притихший зал. — Об этом мы еще поговорим. А сейчас давайте о севе. Главное — тягла маловато. Надо сменить тракториста и наладить трактор…

В этот раз собрание гудело до поздней ночи.

Пора сева подошла быстро; люди даже не успели заметить, как кончилась зима. Стаял неглубокий, выпавший лишь в самом конце февраля снег. Снова оделись в яркие краски поля, распушилась озимка, и всей грудью дышала на весеннем солнце черная вспаханная земля, готовясь принять семена.

На дорогах еще была грязь, но поля уже подсыхали. На деревьях заметно набухли почки.

Однажды Тома с дочерью плел маты. Складывали вместе стройные стебли камыша, скрепляли их длинными сухими листьями. Эти маты лягут на пол вместо ковров, будут служить навесом при сушке табака. Привычные руки работали быстро. Тома, накладывая новый листок, задумчиво сказал Мариоре: