Дойна о Мариоре - [61]

— У него из-за дождей во время уборки зерно проросло, нет посевной пшеницы, — елейным голосом сообщил Дабижа.

Кир возмутился:

— Пусть сейчас же возвратит ссуду! Сволочь, врет все… А не возвратит, я завтра в район поеду.

Смущенный Дабижа спрятал под шапку хохолок волос, который, по его мнению, положительно влиял на благосклонность к нему сельских девушек, и стал объяснять Киру, что в каждой работе случаются ошибки. Он, Дабижа, не отрицает, что на этот раз допустил промах, и обещает, что такие вещи повторяться не будут. Но взять ссуду обратно — значит подорвать авторитет сельсовета. Кир взрослый человек, он понимает, конечно, сложность работы сельсовета… Потом Дабижа спросил Греку, как о чем-то не имеющем отношения к предыдущему разговору:

— У твоего отца на посев достаточно? Ты говори, не стесняйся. Мы еще не все раздали. Ссуда безвозвратная.

Кир сухо сказал, что достаточно. Уходил он из сельсовета с терпким ощущением досады. По дороге зашел на почту, отправил сразу два заказных письма: в райком комсомола и в райисполком — с сообщением о поступке Дабижи. Домой идти не хотелось, и Кир зашел к Филату Фрунзе. Филат был агроуполномоченным одной из десятидворок и членом сельсовета. Недавно он женился на молодой вдове. В доме Филата было чисто, чувствовалось присутствие женщины.

— С новой жизнью тебя, дядя Филат! — поздравил Кир, входя.

— Спасибо, — улыбнулся тот.

Рассказ Кира Филат слушал внимательно и тихонько про себя ругался. Когда Кир кончил, он сплюнул, встал, тяжело зашагал по комнате.

— Черт знает что… — и, остановившись перед Киром, продолжил: — Ведь хуже всего, знаешь, что? Дабижу особенно и винить нельзя. Я его с детства знаю. Он неплохой мужик. А это старая закваска. За взятку дал… Люди к ним привыкли не меньше, чем к родному дому. Ты же помнишь: раньше сунуть взятку румынскому чиновнику — все равно что поросенка купить. Разница только в цене. Мне Владимир Иванович рассказывал, к нему и по сей день разные ловкачи норовят пробраться: кто меду несет, кто курицу. Уж он дом свой велел запереть, а сам с черного хода ходит. Я с Григором говорил. Втолковать-то ему довольно трудно…

— А эти все его используют, — сказал Кир.

— Да! — не сразу, но решительно согласился Филат. — Боюсь, что придется председателя переизбирать, хотя Дабижа работник и не плохой…

Утром, когда Кир еще только одевался, отец принес ему найденное под дверью письмо. На выпачканном в вине клочке бумаги было написано размашистыми кривыми буквами:

«Не лезь в чужие дела, парень! В Бендерском уезде проломили голову активисту, а у тебя череп крепче, что ли?»

Письмо заканчивалось длинным ругательством. Подписи не было.

Кир закусил губу, разорвал письмо. И тут же пожалел об этом: надо было отослать в райком. Отец сел на лайцы, на которых спал Кир, спокойно, точно ничего не случилось. Кир не знал, чего стоило отцу это спокойствие.

— Хотят, чтоб ты струсил. Дураки! — сказал сыну Штефан, и голос его звучал товарищески. Потом добавил: — Матери и Виктору ничего не говори, не надо.

Соглашаясь, Кир кивнул головой.

В тот же день на общем собрании села по вопросу о посевной Кир во всеуслышание насмешливо спросил Дабижу:

— А что, на тракторе в машинопрокатном пункте акации еще не выросли?

— Выросли, — со смехом ответили Киру откуда-то из глубины зала.

Дабижа встал, беспокойно озираясь.

В машинопрокатном пункте, который временно разместился в усадьбе Тудореску — временно, потому что в ней предполагалось сделать дом отдыха, — было достаточно плугов, борон и прочего инвентаря. Зимой привезли даже две молотилки и триеры для очистки семян. Но трактор был один. Новенькую машину, смотреть на которую сбежались сразу из нескольких сел, пригнали осенью, своим ходом, из города, когда еще шла пахота под озимые. Беда была лишь в том, что не оказалось своего тракториста. Тогда Нирша Кучук — он часто бывал в городе и многих знал там — сам отправился в райцентр. Он привез оттуда кряжистого парня с самоуверенно оттопыренной нижней губой. Кучук долго рассказывал, как трудно было ему уговорить парня, прежде работавшего на тракторе в одном богатом имении, приехать к ним в село, сколько денег он потратил на угощение. Но для машинопрокатного пункта, который будет обслуживать родное село, он, конечно, ничего не пожалел! Парень на следующий же день оформился трактористом. Подняв в бывшем имении Тудореску несколько гектаров приусадебной земли, которая принадлежала теперь подсобному хозяйству машинопрокатного пункта, трактор испортился, зимой до ремонта трактора ни у кого не доходили руки. Тракторист, получавший зарплату, часто заглядывал в село, в гости то к Кучукам, то к Гаргосу, а о ремонте беспокоился только на словах.

Теперь, когда Кир вспомнил о тракторе, сразу всколыхнулось и заговорило все собрание. Слова попросил Филат. Неуклюже пробираясь между людьми, он вышел на сцену. Остановился на середине — высокий, сутулый. Бросилось в глаза, что Филат стал следить за собой. Он был тщательно побрит, лишь по щекам узенькими черными грядками тянулись баки. Местами залатанный пиджак был вычищен и аккуратно застегнут на все пуговицы. Филат обвел людей своими большими карими глазами, и все быстро затихли.