Дойна о Мариоре - [58]

— Разрешите сказать? — обратился он к судье.

— Вы свидетель? — адвокат явно старался заменить судью. — Нет? Говорят только свидетели, приглашенные повестками.

— Да что вы… — Думитру задохнулся. — Я в тюрьме сидел за эту власть, мальчишка головой рисковал, а вы у кузистов учитесь рот зажимать?

— Милиционер! Вывести! — крикнул адвокат, и у него покраснела даже лысина.

Судья встал. Маленький ростом, спокойный, он оглядел всех внимательными глазами. Тотчас стало тихо.

— Успокойтесь! — кивнул он Лауру. — В свое время получите слово.

Когда Думитру предоставили слово, он горячо заговорил:

— Я предлагаю обследовать погреба, сараи и огороды Гаврила Кучука. Не может быть, чтобы мальчишка залез воровать во двор. Я его знаю с самой хорошей стороны…

— Это уже делается, — спокойно сообщил судья.

После допроса всех свидетелей ему передали лист бумаги. Он прочел и, поднявшись, сказал:

— Работники милиции осмотрели сарай, который, по показанию обвиняемого, привлек его внимание. У левой стороны, в углу, обнаружена тщательно утоптанная земля. Установлено, что копали недавно. Раскопки ничего не дали. Может быть, гражданин Гаврил Кучук объяснит суду, зачем они копали землю и когда?

— Это… как вам сказать… — Лицо у Кучука вытянулось, потухло, потом он заулыбался. — Деньги мы там с женой в хорошее время зарывали. В ларчике. А как леи на рубли стали менять, вынули. Правда, недавно. Накануне того, как мальчишка кожух украл.

— Позвольте сказать! — попросил Лаур. И, не дожидаясь разрешения, крикнул: — Я мальчишкой батрачил у его отца, Матвея Кучука. В той касе жил, где теперь Гаврил. У него перегородки в касе двойные. При мне делали. Он там, тоже в «хорошее» время, зерно годами хранил. На случай неурожая придерживал. В перегородках смотрели?

Через час каруцы вывезли из касы Гаврила Кучука скатки холста, слежавшиеся костюмы, мешки с зерном, бидоны масла.

Суд продолжался. Но уже над Гаврилом — за клевету и злостное укрывательство имущества бежавшего в Румынию примаря.

Постепенно жизнь упорядочивалась. Правда, этому способствовало и то, что зимой притихли споры в супрягах. Тома уже примирился с тем, что в этом году не сможет купить лошадь, а на тот год Нирша Кучук обещал помогать тяглом лучше. Нирша перестал заглядывать к Дабиже, и разговоры об этом почти прекратились. А Дабижа снова ухитрился раньше других председателей сельсоветов раздать продовольственную и фуражную ссуду. Томе одному из первых дал посевную ссуду, тот сразу повеселел: шутка ли, ведь иначе семена пришлось бы покупать, не станешь же сеять проросшим зерном. Сельские агроуполномоченные, в том числе и Матвей, уехали в город учиться на агрономических курсах. В селе теперь раз в неделю обязательно показывали кинофильмы. Цены в магазине не росли, если увеличивался спрос, и было в них достаточно всякого товара. Лавка Гаргоса почти все время пустовала, но он делал вид, будто его это не трогает. Кир часто ездил в район и каждый раз привозил оттуда то стопку новых книг, то новые патефонные пластинки: Кир стал заведовать клубом, после того как Дионица уехал учиться. Иногда к ним приезжал лектор, и тогда селяне слушали доклад.

Вернувшись из города последний раз, Кир привез новость: советская милиция арестовала адвоката, того самого, который обвинял Кира. Говорят, что румыны оставили его в Бессарабии со специальным заданием…

Филат готовился к вступлению в партию, и по вечерам в его доме, несколько месяцев назад принадлежавшем одному из бежавших кулаков, горела лампа. Он читал, а рядом сидел за букварем его восьмилетний сынишка Ионел, ученик первого класса сельской школы.

Прошел месяц с тех пор, как делегаты вернулись с левого берега. Сразу же по приезде они подробно рассказали о виденном на общем собрании села. Но селянам этого было мало: до сих пор даже Мариору то и дело останавливали на улице. Особенно надоедал Семен Ярели.

— Ну-ка, пойди сюда, — звал он, издалека завидев Мариору.

— Я вечером к Вере зайду, — отмахивалась та. Знала, что скоро от Семена не отделаешься.

— Вечером само собой. Я сейчас спросить хочу. — И когда Мариора подходила, задавал вопросы один за другим: — Говоришь, там всю землю тракторами пашут? А эти, как их… комбайны, ты сама видела? Большие они? А лошади там какой породы? И вообще скота у них, говоришь, много?

— Так Филат же об этом на собрании рассказывал.

— Я знаю, что рассказывал. Ну, ладно, заходи вечером. Непременно, слышишь?

Мариора теперь была желанным гостем в каждом доме.

Для молодежи было достаточно услышать раз. Но старшие придирчиво выспрашивали мельчайшие подробности, заставляли повторять одно и то же. Греку спрашивали, как в колхозе учитывают работу, не ссорятся ли колхозники друг с другом — «в маленькой семье и то иной раз миру не бывает». Других интересовало, как относится к колхозникам председатель и какая ему дана власть. Узнав, что дела колхоза решают на правлении сами колхозники, крестьяне одобрительно переглядывались. Соглашались, что обработка земли в колхозе должна быть легче, а урожай больше, что такой труд предохраняет от личных неудач: падет ли бык, лошадь, заболеет ли сам крестьянин, колхоз тогда помогает. Но пока это были только разговоры, люди прислушивались, обменивались мнениями, но уверенно о колхозе говорить не решались.