Довмонтов меч - [2]

Вот так. Вече наворотило, а он, посадник Гаврило Лубинич, разравнивай. С тех пор прошло почти три месяца. И ждал Гаврило Лубинич в эти дни важных гонцов кое от кого. Ждал он с большим беспокойством, а новостей всё не было. И это начинало страшить. Наконец и новость пришла. Только с другой стороны.

Князья меняются, а город стоит. И с каждым годом разрастаются его посады. Приспосабливают жители окружные земли для человеческого житья. А на дальних подступах устанавливают посты. Если с какой стороны нагрянет враждебное войско — город хотя бы ворота успеет закрыть. Так когда-то ижорский староста Пелгусий упредил новгородцев о приходе шведов на кораблях. Шведы думали, что они Новгород да Псков застанут врасплох, а оказалось, юный князь Александр Ярославич, тогда ещё не Невский, их самих захватил врасплох. Не сумей — хорошо погуляли бы шведы на русских землях. Правда, им было что припомнить, потому как и новгородцы с псковичами гуляли на землях шведских. Даже ворота на главном новгородском соборе — Святой Софии — однажды пригуляли, лет сто назад, когда жгли тогдашнюю шведскую столицу.

Но это было в древние времена, когда нынешние старики ещё не родились. А теперь другие поются песни. С полоцкого края примчались, едва не загнав лошадей, трое посыльных с недоброй вестью. Степенной посадник Гаврило Лубинич и воевода слушали их, и тоскливо от этой вести становилось у них на душе.

Полоцкий князь Герденя, поставленный недавно новым великим князем Литвы Войшелгом, собирает силы и бахвалится, что идёт на Псков. Прослышал, что город без князя, и желает присоединить его земли к своей земле.

— Вот и дождались, — только и сказал степенной посадник.

Похожее Псков знал не так и давно. Уже отдавались немцам, а потом молили князя Александра Ярославича Невского, чтоб спасал от иноземцев. Ещё не состарились те, что вместе с посадником Твердилой сами открывали городские ворота рыцарскому войску, а потом бежали к Александру Невскому в ополчение, стерегли тех же рыцарей у Чудского озера.

— Что делать будем? С кем станем город оборонять? — спросил степенной посадник воеводу, хотя ещё более спрашивал он об этом и самого себя.

— Три сотни воинов у города есть. Да ополчение по всем улицам соберём — тысячу. По селениям — ещё сотен пять. А ведь и изгнанный князь не помог бы.

Гаврило Лубинич не спорил. Хотя и сам он и воевода понимали: не прогони вече князя, уже спешили бы в Новгород посыльные за помощью. Отец обязательно прислал бы сыну новгородский полк, а с ним подошли бы ещё и низовские — от иных русских городов. Ту неделю, пока подошла бы подмога, город продержится. А вот как без подмоги?

— Ждём два дня вестей от Довмонта. Не будет — к вечеру снаряжаем гонцов в Новгород к Ярославу Ярославичу. Иначе и нам погибель, и городу. — Степенной посадник знал, что воевода с ним спорить не станет.

Однако весть скоро пришла. Только не та, которую они ждали.

Вечером на посадников двор принесли парня. Был он в одной изодранной, окровавленной нательной рубахе, бос. К голове присохла грязная перевязь.

— Димка! — ужаснулся посадник. Три дня назад снаряжал он Димитрия, дальнего своего сродственника, вместе с сыном и псковскими боярами для почётной встречи литовского князя. Было тогда под Димитрием красивое новое седло, а под седлом — молодая резвая кобыла диковатого нраву, сам же Димитрий браво улыбался, лихо закинув назад голубой плащ, чтобы не мешал во время верховой езды.

— Где подобрали?

— На краю посада, в Завеличье. Добрел до первых домов, там и упал.

Женщины попытались снять клочья рубахи, но они словно вросли в израненное тело.

Пока дожидались лекаря, посадник сам острым ножом аккуратно разрезал её по частям, и глазам его предстала страшная картина. И спина и плечи превратились в единую гноящуюся рану, которая начинала уже смердеть. Тело парня осторожно обмыли, прибежавший лекарь приготовил питьё, другим настоем смазал воспалившиеся места.

— Кто напал на вас? Где остальные? — несколько раз подходил с вопросами посадник.

Но Димитрий не слышал их. Всякий раз, когда он вскидывал голову и произносил иссохшим от внутреннего жара ртом невнятные слова, посадник напряжённо вслушивался в его речь, но смысла не находил. Хотя и без объяснений было понятно, что с теми, кто выехал навстречу Довмонту, случилась беда.

— Что задумал, Гаврило Лубинич? — спросил воевода Давид Якунович, когда посадник в первый раз рассказал ему о тайных переговорах с Довмонтом. — Такой князь сложа руки сидеть не будет. Он или друг, или враг.

И степенной посадник не стал притворяться, будто не понимает, о чём речь. Упаси Господи от опасного врага внутри детинца.

— Кроме как другом, ему больше быть некем. Сам подумай — в литовской земле ни ему, ни его роду жить невозможно. Немцам он насолил так, что и на их земле ему не жить. Остаёмся мы да Новгород.

— А если он с хитростью... чтобы пожечь да пограбить? Или не слыхал, как он в битвах неистов? Сам немецкий магистр мечтает о его погибели.

— На тебя надеюсь. Будешь за ним тайно приглядывать. А там и посмотрим, как они с дружиной себя поведут. Или дадим от ворот поворот, или поселим на земле. — Посадник говорил спокойно, однако сам хорошо понимал, что такого прежде не знали во Пскове, — никогда иноземный князь, не из Рюриковичей, не садился в их городе княжить. Да и на Руси об этом не слышали. Так что Псков и в этом был первым.