Доверьтесь мне. Я – доктор - [7]

Дэниел мечтает работать в той же области хирургии, поэтому бегает за ними следом, словно бездомный щенок, виляя хвостом и пуская слюни. Буквально сегодня утром, разыскивая больничный секретариат, я случайно заглянул в прозрачные двери одной из операционных, и тут же увидел, как фонтанчик алой жидкости взметнулся в воздух и забрызгал пол на несколько метров вокруг.

– Черт, у нас тут протечка, – воскликнул мистер Ричи, и Дэниел усердно закивал в ответ.

Я побледнел и быстренько пошел своей дорогой.

Видимо, именно из-за постоянных контактов с кровью, брызжущей под давлением, у мистера Ричи и мистера Рашмора на одежде, если приглядеться, всегда где-нибудь найдется пара кровавых пятнышек. Или так, или это следы их последней жертвы. Конечно, нельзя исключать простого совпадения, но разве может нормальный человек по доброй воле выбрать такую кровожадную специальность? В следующий раз, когда буду стоять за Дэниелом в очереди в буфете, постараюсь приглядеться, нет ли у него на шее следа от зубов. И попрошу двойную порцию чесночного хлеба. Так, на всякий случай.

Вторник, 19 августа

Мой пейджер трезвонит не умолкая. Какая бы проблема ни возникла, вызывают меня, и она становится моей. Сложно сказать, какие звонки раздражают сильней всего, но один из лидеров рейтинга, совершенно точно, – вызов, поступающий из отделения, откуда ты только что вышел.

– Доктор, вы не могли бы подойти выписать парацетамол для койки 15? – говорит бестелесный голос в трубке.

– Но я же только что у вас был! – и медсестра в ответ просто повторяет все еще раз.

Также одну из верхних строк занимает тот факт, что они никогда не говорят, из какого отделения вызов, и о каком пациенте идет речь, словно мы общаемся телепатически. Но если так, зачем вообще нужен пейджер? Список можно продолжать бесконечно.

Сегодня меня вызвал по пейджеру Льюис. Руби дежурила с ним вместе прошлой ночью, и ей совсем не удалось поспать, поэтому она пораньше сбежала домой, оставив Льюиса обороняться в одиночку.

– Макс, ты должен мне помочь, – воззвал ко мне Льюис из телефонной трубки, когда я перезвонил по номеру на экране.

– А в чем дело? Что случилось? – спросил я, гадая, зачем ему сдалась моя помощь, если он закончил учебу одним из лучших на курсе.

– Тут пациентка умерла, – ответил голос в телефоне.

Я немного растерялся.

– Неожиданно? – поинтересовался я.

Звучит странно, но в действительности есть пациенты, гибель которых возможна и предсказуема, а есть те, чей уход становится неожиданным.

– Мне надо засвидетельствовать факт смерти. Ну, то есть что она правда умерла. Я раньше ни разу не видел покойников, ну разве что на анатомии в универе. Понимаешь, вообще не видел никого, кто… ну понимаешь, умер, – взмолился он.

– Я понятия не имею, что делать. Макс, у тебя ведь это уже было, можешь прийти мне помочь?

Я живо припомнил, как жутко было освидетельствовать мистера Кларка. Поэтому, несмотря на то, что мой рабочий день давно закончился, я поспешил к Льюису, торчавшему перед боксом, куда перевезли тело пациентки.

– Ты заходи первый, – сказал он, подталкивая меня к двери.

Я вошел, и мгновение мы с ним постояли в почтительном молчании. Тело миссис Липтон лежало на койке, волосы мягко обрамляли безжизненное лицо. Сестры уже привели труп в порядок, обмыли и до подбородка накрыли простыней.

Уголком глаза я наблюдал за Льюисом. Несмотря на 95 килограммов веса и репутацию громилы-регбиста, вид у него был потрясенный, а руки автоматически разглаживали простыню в ногах кровати.

– Ты когда-нибудь думаешь о смерти? – спросил он.

– Иногда, – ответил я.

– Так странно, что ее тут больше нет, правда? – сказал Льюис.

Потом добавил:

– А ты веришь в Бога?

– Нет, – ответил я, решив, что сейчас, пожалуй, не лучшее время затевать теологическую дискуссию.

– Я хожу в церковь, но все равно как-то не уверен. Слишком уж просто получается, – продолжил он, не отклоняясь от темы.

– Мне казалось, ты христианин. Единственный на медицинском факультете. Разве нет? – поинтересовался я.

В университете мы с Льюисом особо не дружили, но он запомнился мне по Ярмарке новичков, на которой без всякого стеснения перемещался между стендами Общества геев, лесбиянок и бисексуалов, Христианского братства и команды по регби, и вызвал мое уважение хотя бы тем, что выделялся на фоне обычных представителей среднего класса, тех, у кого «папа-тоже-врач», то есть большинства студентов-медиков. Мне всегда казалось, что раз врачи лечат больных из всех слоев общества, то и среди них должны быть разные люди. Однако, хоть разница и просматривалась, студенты были, в основном, из обеспеченных семей. С другой стороны: шесть лет в университете, плата за учебу, никаких грантов, да еще надо на что-то жить – мало кто может такое себе позволить.

– Ну да, я вроде христианин, но медицина и вообще все это, тут волей-неволей задумаешься, правда? – сказал Льюис.

Я кивнул. Пока наши ровесники сидели за компьютерами или на совещаниях, мы стояли в боксе, глядя смерти в лицо, и пытались найти ответы на самые сложные вопросы, с которыми сталкивается человек. Даже не знаю, хорошо это или плохо.