Дотянуться до звезд - [34]

Обняв себя руками, Диана сидела в кресле-качалке у окна своей мастерской и целыми днями раскачивалась вперед-назад на скрипучем полу. Она не мыла волосы, ничего не ела, не разговаривала с матерью. Тим уходил в море, возвращался, уходил и снова возвращался. Она так хотела, чтобы он заключил ее в объятия и сказал, что все будет в порядке, но этого не происходило. Поэтому ей оставалось обнимать себя самой.

Младенец внутри нее не подавал признаков жизни. Может быть, оно умерло, подумала она. Она любила своего ребенка, назвала его Нил, но сейчас она начала думать о нем в среднем роде. Например, «оно не толкается», «оно генетически дефективное», «оно больное».

— Мы не можем пойти на это, — как-то вечером сказал Тим. Не приближаясь к ней, он говорил с противоположного конца комнаты. — Никому и в голову не придет обвинять нас.

— Ты о чем? — спросила она.

— Об аборте, — ответил он.

— Ох, — простонала она, чувствуя накатившую тошноту.

Он подошел и встал рядом. С мокрым от слез лицом он поцеловал ее в шею.

— Когда мы согласились на процедуру, — сказал он, — то понимали, что такой вариант был возможен. В этом весь смысл теста — дать нам шанс сделать свой выбор. Мы должны решиться, Диана.

— Я рада, что ты сказал «мы», — прошептала Диана. Ей было очень одиноко. Тим постоянно пропадал вдали от берегов, не желая обсуждать с ней их ребенка и кошмар, свалившийся им на головы. Она понимала — болезнь еще неродившегося младенца лишила его способности здраво мыслить. Он жутко боялся, но она хотела, чтобы они прошли через это вместе.

— Вызовем врача, — говорил он. — Назначим день для аборта. Потом мы сможем завести нового…

— Я подумаю, — ответила Диана.

И она действительно подумала. Проходили дни, а она качалась на своем кресле, пытаясь представить, как ей полегчает, когда эта проблема разрешится. Она поедет в больницу, доктор даст ей обезболивающее, и ребенок исчезнет из ее жизни. Да и вообще, ребенок был безнадежно болен. Его существование было бы наполнено ужасными проблемами. Он мог оказаться умственно отсталым, и другие дети стали бы над ним потешаться.

Вспоминая дни, проведенные в кресле-качалке, Диана протянула руку за фотографией Джулии, стоявшей на полке Алана. На снимке ей было шесть месяцев. Это фото считалось ее официальным детским портретом, сделали его, конечно, поздновато, но все из-за того, что начало своей жизни она провела в операционных. Она была завернута в розовую пеленку, из которой выглядывало ее крошечное личико. Диана держала ее на руках, а Алан их фотографировал.

Диана всматривалась в лицо дочери. Оно было таким хорошеньким, таким чудесным. Глядя в эти голубые глаза, никто бы и не догадался, насколько изуродовано было ее скрытое пеленкой тело. Малюсенький розовый язычок Джулии забавно поблескивал. Диану окатила волна любви.

— Джулия, — сказала она так, словно дочь сидела возле нее. — О, Джулия.

Диана снова вспомнила дни и недели, проведенные в кресле-качалке. Она не ненавидела себя за раздумья об аборте; и большую часть времени она не ненавидела Тима. Решение оставить Джулию сформировалось у нее постепенно. Медленно покачиваясь, она ощутила, как ребенок шевельнулся. Легчайшее движение, и ее косточки задели ребра Дианы. Потом младенец потолкал пяткой ее позвоночник. И Диана почувствовала трепет его сердечка.

Приехал Алан. Он вошел в комнату и остановился в дверном проеме. Диана никому не рассказывала о результатах тестов, даже матери. Тим никогда не стал бы распространяться о подобных вещах; Диана и предположить не могла, что он раскроет их тайну своему брату. В особенности своему брату.

— Тим мне все рассказал, — произнес Алан.

Диана была потрясена. Обхватив себя руками, она поняла, что никакие слова братьев Макинтош не заставят ее передумать. Она баюкала своего ребенка — и если они останутся вдвоем, то все будет отлично.

— Он показал мне результаты тестов.

— Мне без разницы, — ответила Диана.

— Он предложил мне поговорить с тобой, — сказал Алан. — Вразумить тебя. Наверное, он считает, что если я врач, то…

— Врач и рыбак, — возразила Диана. — Вы оба такие практичные.

— Он испуган, — сказал Алан. — Ему уже довелось быть свидетелем страданий близкого человека. Он знает, что бывает с родителями, если их ребенок болен.

Диана опустила голову. Она тоже боялась. Слезы навернулись на ее глаза и заструились по щекам. Она все знала о ссорах родителей Тима, о пьянстве его матери, и с того дня, когда им стали известны результаты теста, она чувствовала запах пива в дыхании Тима.

— Только не говори, — сказала она, — ничего против моего ребенка. Не проси меня…

— Не буду, — ответил Алан.

— Не проси меня отказаться от нее.

— Никогда, — сказал Алан. Пройдя через комнату, он опустился на колени возле Дианы. Взяв ее за руку, он ждал, пока она не взглянула на него. Слезы капали у нее с подбородка, но ей не хватало сил, чтобы вытереть их.

— Я позабочусь о малышке, — сказал он. — Я буду ее врачом.

Его предложение повисло в воздухе. Она разглядела круги у него под глазами и представила, как он мучился бессонницей, принимая такое решение.

— Правда?

— Да.

— Тим показывал тебе бумагу? — спросила она, вцепившись в его руку. — Ты понял, что там написано? Это очень плохо?