Дотянуться до моря - [72]

Я, не останавливаясь, шел к выходу.

— Думай быстрее! — у самой двери снова нагнал меня голос Ещука. — Неделю тебе сроку даю. И не советую дергаться, другого выхода у тебя все равно нет!

— Ты советы свои можешь в задницу себе засунуть, — смакуя слова, как кусочки швейцарского шоколада, ответил я, берясь за ручку двери. — А что не влезет — бабе своей в передницу. А выхода нет только для таких, как ты, майор. У нормальных людей выход всегда есть.

Один оставшийся у турникета полиционер лениво принял у меня пропускную бумажку и, сопровождаемый злобным лязгом закрывшейся за спиной двери, я вышел наружу. После царящей в покинутом мною заведении атмосферы душной ментальности и духовной спертости неудержимо захотелось вдохнуть полной грудью относительно свежий московский воздух, но проехавшая мимо «армянская копейка» начадила масляным выхлопом, и мне расхотелось. Я посмотрел на часы — до прибытия рейса, которым из Анталии прилетали Ива с Дарьей, оставалось меньше двух часов. Я сел в Субару, и по уже начинающей заполняться в преддверии 1-го сентября машинами Москве не спеша поехал в Шереметьево.

*****

Времени до прилета рейса было предостаточно, и я то и дело нервно посматривал на часы не из-за опасения опоздать, а в ожидании звонка от Ведецкого. Адвокат позвонил в две минуты шестого.

— Ну, что, Арсений Андреевич, — в своей обычной манере начал излагать суть дела он. — Думаю, что мне есть, чем вас порадовать, хотя, с другой стороны, ит, как говорится, дипендс. Обвинение, как мы и предполагали, настаивало на содержании моего подзащитного под стражей, стращая суд тем, что, находясь на свободе, он сможет де и от следствия скрыться, и как-то там на кого-то влиять, и всякой прочей обычной своей лабудой. Мне удалось убедить судью, что, находясь в преклонных годах, подследственный никуда не денется, а возможностей влиять у него просто нет, потому что и влиять-то на кого и с какой целью, непонятно. Но следователь проявил совершенно необыкновенную настойчивость, буквально взял судью за горло, арестовать, мол, и все тут. Я чувствую, судья заколебался и просто так, на подписку, не выпустит, и мне пришлось поднимать тему с залогом. Судья ухватился: да, вот, мол, решение — назначим хороший, большой залог. И поскольку следователь в принципе не возражал, судья вынес решение об освобождении задержанного под залог в три миллиона рублей.

— Сколько?! — не удержавшись, воскликнул я. — Три миллиона?

— Да, три миллиона, — сурово подтвердил Ведецкий. — Я, конечно, понимаю, сумма немаленькая, но мне кажется, что все-таки это лучше, чем безальтернативное содержание под стражей. В любом случае, я сделал все, что было возможно.

— Да, да, конечно! — поспешил успокоить адвоката я. — А когда и как нужно внести эти средства, чтобы Питкеса еще сегодня выпустили?

— Заплатить через сбербанк, реквизиты платежа у меня есть, — пояснил Ведецкий. — С платежкой явиться к следователю, он обязан тут же отпустить задержанного. Банк до шести, если поторопиться, всю операцию можно успеть провернуть еще сегодня.

Я лихорадочно прикидывая, сколько и где можно сейчас набрать денег. В ячейке в банке в пятницу было четыре миллиона неприкасаемого резерва, миллион сто забрал Павлик, осталось два девятьсот. Срочно нужно было найти сто тысяч рублей. Черт, плевая сумма, я могу снять ее в любом банкомате со своей кредитки, но красно, как говорится, яичко к Христову дню! Даже если я сейчас на все забью и рвану в город, велик риск до закрытия банка не успеть. Черт!

— Так что, Арсений Андреевич? — напомнил о себе в трубке Ведецкий. — Мы сегодня занимаемся залогом, или переносим все на завтра?

— Денег не хватает, — угрюмо объяснил адвокату ситуацию я. — Не могу придумать, где срочно взять.

— Много не хватает? — невозмутимо поинтересовался Ведецкий. — Сто тысяч? Ну, это пустяки. У меня такая сумма есть с собой, ради такого дела я с удовольствием одолжу ее вам. Вопрос решен?

— Решен! — воскликнул я. — Александр Алексеевич, вы даже не представляете, как я вам благодарен!

— Ну, пустяки! — скромно ответил Ведецкий. — Как мы дальше действуем?

Дальше все было просто. Я позвонил Павлику и велел ему вприпрыжку нестись в банк. Туда же через четверть часа должен был подтянуться Ведецкий с недостающей соткой. Они осуществляют платеж, и адвокат, предупредив следователь, едет с платежкой и забирает Питкеса. Все, вроде бы, складывалось, и я победоносно потряс в воздухе руками: «Йес-с-с-с-с-с!» Правда, денег в конторе после изъятия резерва остается ноль целых, ноль десятых, но по сравнению с тем, что Самойлыч через час-полтора будет на свободе, это сущая ерунда.

****

Рейс, которым прилетели Ива с Дарьей, приземлился без опоздания. Взгляд без труда выделил ее в бесконечной толпе загорелых на пляжах Анталии соотечественников, — на фоне их кричащей пестроты Ива выделялась пятном, которое невозможно было не заметить. Наверное, потому, что пятно это было черное: черные складчатые индийские шальвары, черное парео, накинутое на голову, черные очки на пол-лица. Ярко-алый чемодан, который она везла за собой (American Tourister, мой подарок), только подчеркивал слюдяную черноту ее наряда. На огромной скорости, каким-то потрясающим образом совершенно не встречая сопротивления в виде соседей по потоку, Ива неслась к выходу, напоминая американский стратегический разведчик «Black Bird» с его двумя с половиной «махами» «максималки». «Гля, артистка! — толкнул меня в плечо стоящий рядом частник-бомбила с ухмылкой Савелия Крамарова на лице. — Эта, как ее, из сериала — ну, ты понял. Секи, задрапировалась под шахидку, думала, не узнают! Да, такие на частниках не ездют, небось, водила за ней прискакал. Ц-цт, дорого бы я дал, чтоб ее трахнуть!» Я вложил в ответный взгляд на наглеца всю свою строгость, но тот, выкрикивая: «Такси, такси недорого!» уже был занят вылавливанием другой жертвы, больше не обращая на меня и «артистку из сериала» никакого внимания. Дарья, одетая в точности, как в субботу, с маленьким смешным чемоданчиком, прыгавшим за ней на крохотных колесиках, словно собачка породы «чиа-хуа-хуа» на веревочке, и толстобокой пляжной сумкой на плече, не поспевая за матерью, в припрыжку неслась сзади, то и дело натыкаясь на людей. Ее волосы курчавились «мелким бесом», говоря о том, что еще несколько часов назад она плескалась в теплых водах Средиземного моря. На фоне словно вытесанной из черного обсидиана фигуры матери она выглядела еще моложе своих лет; обе же они в этот момент почему-то вызвали у меня ассоциацию стоящих на соседних клетках монументальной королевы-ферзя и маленькой голенастой пешки. «Ива! — позвал я. — Дарья!» Ива услышала, остановилась и почему-то повернула голову в противоположном от меня направлении. Дарья, напротив, увидела меня сразу, помахала, с налету врезалась в затормозившую мать, схватила ее за руку и потянула в мою сторону. Ива, боднув кого-то чемоданом, развернулась, и не обращая на возмущенные вопли пострадавшего никакого внимания, устремилась ко мне. Ее нос под очками заострился, губы были сжаты в решительную гузку. «Привет!» — поздоровалась она, не без труда затормозив чемодан в сантиметре от моей ноги, ровно две секунды медлила, потом поцеловала меня в щеку. «Здрасьте, дядь Рсений!» — жалобно пискнула подоспевшая Дарья, глядя на меня снизу вверх тоскливыми глазами собачонки, оставшейся без хозяина. «Примите мои соболезнования», — отвесил я по кивку Иве и Дарье, и обе они закивали головами в ответ. Я перехватил у Ивы чемодан и, возглавив кавалькаду, двинулся к выходу. Бомбила с мимикой Крамарова посмотрел на меня с восхищением и нескрываемой завистью. «Я уже дал, — ответил я ему взглядом. — Очень дорого».