Дотянуться до моря - [31]

— Все, уезжаешь? — спросила она, обняв меня сзади за плечи.

Продолжая бросать шмотки в дорожную сумку, я кивнул, взял ее руку, поцеловал в раскрытую ладонь. Она пахло жидким мылом и еще чем-то неуловимым, особенным, только ее, Ивиным. Я обернулся, обнял ее, прижал к себе. Что-то большое и теплое, как белое облако в жаркий июльский день, охватило душу, мягко, но крепко сдавило сердце, подкатило к уголкам глаз. Нестерпимо захотелось срочно и жирно перечеркнуть всю хмурь и мусор, возникший у меня к этой женщине за последние два часа.

— Я люблю тебя, — еле слышно шепнул я Иве на ухо.

Она замерла на мгновение, потом осторожно высвободилась из моих объятий.

— Я знаю, — ответила она, глядя в сторону. — Я это знаю.

Подняла на меня взгляд, как-то непонятно, показалось, чуть виновато, улыбнулась, и снова спрятала глаза. Я вернулся к сумкам-шмоткам.

Не знаю, что это нашло на меня? Зачем нужно было поднимать эту старую, никогда вслух не обсуждавшуюся, но тем не менее запретную тему? Для того, чтобы Ива в очередной раз не ответила, и вместо давешнего тепла в сердце уколола ледяная игла? Болван! Хотел испортить себе настроение? Ты этого добился. Словно подслушивая, Ива снова подошла сзади, снова обняла, прижалась головой к лопатке. Через майку мне показалось, что ее щека отчего-то мокрая. Она положила руку мне на плечо, и я накрыл ее своей ладонью.

— Мне хорошо, когда ты рядом Сень, — сказала она. — Мне очень с тобой хорошо. Ты такой… большой, надежный. С тобой, как с бронированной дверью в квартире. Я не представляю, как бы мы жили с Дашкой и тогда, когда Абик сидел, и особенно последние эти годы. Я никогда не забываю, что и эта Турция, и шмотки, и последний тампон, который я в себя засовываю, все это куплено на твои деньги. Я прекрасно понимаю, что за все за это ты имеешь полное право хотеть от меня того, что тебе… хочется. И я знаю, что тебе нужно — заботы, ласки, тепла, уюта, всего того, что можно назвать одним большим и серьезным словом, которое, ты знаешь, я так не люблю говорить. И не то чтобы у меня всего этого нет для тебя, просто… Я не знаю, как это объяснить, это слишком сложно. Может быть, у меня в душе от природы место есть только для одного мужчины. Раньше оно было занято Абиком, его давно там нет, но и никого другого душа не пускает. Может быть, потому, что мы все равно живем вместе, общаемся, ругаемся, деремся, воюем с Дашкой, и душа не может его просто так… стереть. Ты знаешь… я точно знаю, что мне не нужно тебе это говорить, но я хочу, чтобы ты понял. Мы с ним уже сто лет даже спим в разных комнатах, но иногда он ночью приходит голый и говорит: «Жена, мне нужен секс». Наверное, я дура, но я не могу его послать, поворачиваюсь на спину и раздвигаю ноги. Он сопит, потом кончает в меня, хотя я сто раз ему говорила, но у них это «азл», прерванный акт, и это грех. Он уходит спать, а я несусь в ванную мыться, чтобы не залететь, меня выворачивает от отвращения, и я не понимаю, как это могло быть мне приятно, когда мы делали Дашку и много раз после. Но… ты просто не представляешь, насколько вы тесно переплетены у меня в голове, в душе, в сердце…

— И в…, - сами собой произнесли мои губы, и хотя я успел в последний момент дать им команду захлопнуться, и скабрезность не успела с них слететь, но то, что я имел в виду, было столь очевидно, что непристойно-смачное обозначение женской вагины повисло в воздухе, словно произнесенное откровенно, громко и внятно.

Ива осеклась, горячо выдохнула мне в спину.

— Порядочная женщина должна была бы сейчас тебя ударить, — глухо сказала она. — Но я не могу этого сделать. Наверное, потому что таковой не являюсь. Но даже последняя шлюха имеет право выбора. И я прошу тебя — если тебя устраивают наши отношения в том виде, в каком они существуют, давай никогда не будем обсуждать две вещи: того, что было сегодня ночью, и тему любви в этих наших отношениях. По крайней мере, пока ты женат, а я замужем. Или, клянусь дочерью, эта наша встреча станет последней.

Странно, но произнося это, она не отстранилась от меня, а я не снял ладони с ее руки у меня на плече. Безусловно, я оскорбил ее, и был отхлестан по заслугам. Перспектива никогда больше не получить того, от чего у меня все еще дрожали коленки, меня не устраивала, и плату за это Ива сейчас установила мизерную. Да, я люблю эту женщину, а она меня нет. Но, видимо, в этой жизни она любит только одного человека, и ничего поделать с этим нельзя. Ну, и черт с ней, с любовью: расцвети Ива ко мне самым ярким чувством, это не сделало бы секс с ней лучше ни на йоту, лучше просто некуда. Да и моя ревность к ее мужу глупа: в конце концов, это я трахаю его жену, а не наоборот; ну, попользовался с барского плеча, с меня не убудет, да и, похоже, теперь все это окончательно в прошлом. Ладно, с общением сегодня не задалось, одни занозы и крючки — видимо, день такой. Я отпустил Ивину руку, обернулся, чмокнул ее в висок. Он был соленый, но от слез или от пота, было не разобрать.

— Ты иди, — сказал я. — Мне надо в туалет, туда-сюда. Да и вообще.

— Ага, — послушно согласилась Ива, никак не отреагировав на отсутствие вербальной реакции на ее эскападу, — поняла все без слов? — Я пошла. Увидимся внизу.