Досуги математические и не только - [41]

Писал, а снег лежал горой.

Писал весеннею порой.

Капели пели вразнобой...

Писал я летнею порой...

Жара! Окно скорей открой!

Писал осеннею порой —

Я переписку вел с плотвой.

Гораздо ближе оригиналу старый перевод Т. Щепкиной-Куперник:

Когда поля в снегу зимой —

Пою тебе, друг милый мой.

Зеленой вешнею порою

Я песни смысл тебе открою.

В дни лета, глядя на цветы,

Ее поймешь, быть может, ты.

Во мраке осени сыром

Ты запиши ее пером.

Предложим же читателю и наш собственный перевод, на наш взгляд — максимально простой, как и Кэрроллов оригинал (в котором имеются лишь одни мужские рифмы):

Зимой, когда белы поля

Я спел, тебя повеселя.

Весной, когда сады в цвету,

Я примечания прочту.

И летом ты, в жару и зной,

Идею песенки усвой,

А жёлтой осенью в тетрадь

Попробуй всё переписать.

Далее следует основная часть стихотворения, содержащая рассказ о препирательстве Шалтая-Болтая с некими рыбками и о его желании достать их физически. Перевод Орловской вначале звучит естественно и, в целом, верно передаёт оригинал.

В записке к рыбам как-то раз

Я объявил: «Вот мой приказ».

И вскоре (через десять лет)

Я получил от них ответ.

Вот что они писали мне:

«Мы были б рады, но мы не...»

Здесь, кроме излишних «десяти лет» (отсебятины для рифмы), всё безупречно.

Я им послал письмо опять:

«Я вас прошу не возражать!»

Они ответили: «Но, сэр!

У вас, как видно, нет манер!»

Сказал им раз, сказал им два

Напрасны были все слова.

Я больше вытерпеть не мог.

И вот достал я котелок...

(А сердце — бух, а сердце —стук),

Налил воды, нарезал лук...

Тут Некто из Чужой Земли

Сказал мне: «Рыбки спать легли».

Я отвечал: «Тогда пойди

И этих рыбок разбуди».

Я очень громко говорил.

Кричал я из последних сил.

И тут возражения можно приберечь. Далее, однако, идут слова Некоего из Чужой Земли (это опять-таки для рифмы «земли—легли»; в оригинале же просто «Некто»), и вот они переведены очень вольно, общими восклицаниями, тогда как на деле они соответствуют некоему забавному приёму (см. ниже).

Но он был горд и был упрям,

И он сказал: «Какой бедлам!»

Он был упрям и очень горд,

И он воскликнул: «Что за чёрт!»

Переводя следующее двустишие, переводчица применила для рифмы редкое, не всем известное специальное иностранное слово, что уже совершенно недопустимо в стихотворениях для детей.

Я штопор взял и ватерпас,

Сказал я: «Обойдусь без вас!»

Заглянув в словарь, находим, что ватерпас — это прибор под названием «уровень». Однако операции с этим прибором Шалтаем-Болтаем вовсе не предусмотрены; переводчица, скорее всего, так и не разгадала загадки. Далее — окончание; передано оно вроде бы и верно, но отчего-то маловразумительно…

Переводчик Щербаков заставляет рассказчика адресовать письмо не «рыбкам», как бы они ни звались, но лишь одной-единственной рыбке — ершу, да ещё ершу из пруда! Стихотворение теряет свой первоначальный, совершенно прозрачный, сюжет (понял ли его и Щербаков?), а потому рассматривать далее перевод Щербакова вряд ли имеет смысл.

А вот перевод Леонида Яхнина, несмотря даже на то, что он также далёк в этой части от подлинника, рассмотреть всё же стоит: начинает Яхнин в совершенно оригинальном духе, отчего начинает казаться, будто дальше последует не менее, чем у Кэрролла, весёлая последовательность неожиданных событий. Итак:

Писал [я] осеннею порой —

Я переписку вел с плотвой.

Пишу я: «Рыбки! Ни гугу!

Ведь я сижу на берегу!»

А рыбки пишут: «Дорогой!

Да мы на берег ни ногой!»

Пишу я: «Мелкая плотва!

Да за подобные слова…»

А рыбки пишут: «Грубиян!

Попробуй сунься в океан!»

Со злости я в другом письме

Не написал ни бе ни ме.

А рыбам будто дела нет —

Они ни слова мне в ответ.

Как видим, последовательность обмена письменными репликами (даже если это «пустые» реплики, не содержащие ни «бе», ни «ме») у Яхнина совершенно естественна для своеобразной логики выстраиваемой им игровой переписки. И неважно, что у Кэрролла тут — иная логика; стихотворение Яхнина до сих пор совершенно оригинально; читатель вправе предположить уже, что перед ним не перевод, но сочинение «по мотивам» — т. е. сочинение аналогичной структуры и ритма, но с иным, хоть и близким, сюжетом.

Но далее Яхнин неожиданно возвращается к подлиннику.

Тогда я написал: «Ну что ж...»

Пошел и взял консервный нож.

Только при чём здесь консервный нож? Шалтаю-Болтаю он действительно нужен в английском оригинале, так ведь его рыбки не в океане живут…

Потом из кухни приволок

Помятый медный котелок.

Скорбя в предчувствии беды,

Налил я в котелок воды.

Тут появился сам собой

Какой-то странный НИКАКОЙ.

И я сказал: «Кипит вода.

Скорей зовите рыб сюда!»

Вернулся быстро он назад,

Развел руками: «Рыбы спят.

Я не решился их будить.

Придется, право, погодить».

Я топнул правою ногой:

«Какой ты, право, НИКАКОЙ!»

Ответная реплика Незнакомца передана, опять-таки, очень вольно; соответствующее двустишие можно вообще счесть лишним — выкиньте его, и стихотворение Яхнина не пострадает:

Но он обиделся, чудак,

И проворчал: «Ах, вот вы как!»

Последние три двустишия Яхнин превращает и вовсе в нечто несуразное.

Решил я сам пойти на дно,

Взяв нож консервный заодно.

Я весь до ниточки промок,