Достойное общество - [16]

Шрифт
Интервал

Нет никакого противоречия между этим утверждением и той позицией, которую я высказал в самом начале книги, предположив, что возможна некая условная Чешская Республика, в которой люди могут обладать более высокой степенью самоуважения, чем раньше, но при этом потерять в самооценке. Эти люди легко могут расстаться с высокой самооценкой в силу того, что утратили привычную роль в обновленном экономическом и социальном порядке, но в то же время им больше не придется идти на компромиссы, пытаясь сохранить принципы и самоуважение, как при старом режиме. И дело не в том, соответствует ли настоящее описание какой бы то ни было действительности, а в том, свободно ли оно от логических противоречий. На мой взгляд, свободно.

Утверждение, что самооценка представляет собой иерархизирующее понятие, опирается на то, каким образом люди воспринимают собственные достижения. Но достижения представляют собой результат неких усилий, тогда как человеческая самооценка может опираться на признаки, не требующие каких бы то ни было усилий. Так, например, представители знати могут основывать свою высокую самооценку на том факте, что они люди благородного происхождения. Так что даже при том, что с моральной точки зрения достижение должно опираться на приложенное усилие, это требование не носит концептуального характера. Я не думаю, чтобы аристократы создавали себе проблему из представления о том, что между самооценкой и усилием должна быть некая связь, поскольку самооценка может базироваться не только на реальных достижениях, но и на вере в то, что эти достижения для тебя возможны. Аристократы полагают, что сам факт благородного происхождения являет собой достаточное основание для высокой самооценки, поскольку верят в то, что их фамильное древо, которое видится им сплошь состоящим из славных достижений, гарантирует, что и они сами рождены для великих дел. Так что их самооценка зависит не только от того факта, что они родились аристократами.

Я выдвинул тезис о том, что самооценка основывается на иерархизирующих признаках, тогда как самоуважение может опираться на признаки иного рода. Но так ли это? Как оценкой, так и уважением самость наделяет саму себя. Но самость, или индивидуальность, – тот факт, что человек имеет собственные суждения, собственные предпочтения, собственные принципы, – есть не данность, а достижение. Самость есть результат некоего процесса – непрерывного и не всегда успешного. Пуговичник в ибсеновском «Пер Гюнте», человек толпы у Канетти суть создания, лишенные индивидуальности. Так как же самоуважение может основываться на признаках принадлежности, а не на достижениях, если сама человеческая индивидуальность представляет собой результат достижения, которое можно иерархизировать? Ответ состоит в том, что способность быть индивидом не обязательно относится к тем чертам, за которые следует уважать человека. Даже если мы принимаем положение о том, что индивидуальность есть достижение, необходимое для самоуважения, она не обязательно представляет собой признак, оправдывающий самоуважение.

Как бы то ни было, я стремлюсь показать, что признак, который оправдывает самоуважение, заключается прежде всего в принадлежности, а уже во вторую очередь – в достижениях. Примером подобного признака может служить принадлежность к группе, которая не требует от человека ничего другого, кроме самого факта пребывания в группе, притом что статус прототипического члена той же группы является достижением. Ирландцем человек становится по факту принадлежности к группе, а вот стать хорошим ирландцем – уже достижение. Признак, оправдывающий самоуважение, может второстепенным образом пониматься как достижение, но в первоочередном смысле он должен быть признаком принадлежности. Хороший ирландец считает, что все ирландцы заслуживают уважения просто потому, что они родились ирландцами. Более того, он считает, что все ирландцы должны испытывать чувство самоуважения просто потому, что они ирландцы, хотя только хороший ирландец способен уважать себя именно в качестве ирландца. Хороший ирландец тем не менее не считает, что, поскольку только хорошие ирландцы могут уважать себя в качестве ирландцев, другим позволено бесчестить тех ирландцев, которые хорошими ирландцами не являются. Хороший ирландец из этого нашего примера считает, что хорошие ирландцы заслуживают особой чести в силу того, что являются хорошими ирландцами. Оценка людей в качестве хороших ирландцев есть оценка иерархизирующая. Однако идея о том природном уважении, которого заслуживает любой ирландец просто в силу того, что он ирландец, есть идея эгалитарная. Если в приведенном примере понятие «ирландец» везде заменить понятием «человеческое существо», смысл того, что я хотел доказать, станет ясным.

Принципиальность

Еще одной характеристикой унижающего общества может послужить то обстоятельство, что в подобном обществе институты вынуждают людей поступиться своими принципами. Такое общество извращает принципы своих членов. Настало время поговорить об оппозиции между унижением и принципиальностью. Может показаться, что, в отличие от самоуважения, принципиальность есть насыщенное понятие (thick concept), из которого можно многое извлечь. Принципиальным принято считать человека, которого нельзя совратить. Унижающее общество шантажирует принципиальных людей и принуждает их идти на недостойные компромиссы. К примеру, наши дети смогут поступить в «хорошую» школу только в том случае, если мы сами вступим в партию; ты сможешь сохранить за собой рабочее место только в том случае, если подпишешь письмо, направленное против твоего коллеги.


Рекомендуем почитать
Гражданственность и гражданское общество

В монографии на социологическом и культурно-историческом материале раскрывается сущность гражданского общества и гражданственности как культурно и исторически обусловленных форм самоорганизации, способных выступать в качестве социального ресурса управляемости в обществе и средства поддержания социального порядка. Рассчитана на научных работников, занимающихся проблемами социологии и политологии, служащих органов государственного управления и всех интересующихся проблемами самоорганизации и самоуправления в обществе.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Счастливый клевер человечества: Всеобщая история открытий, технологий, конкуренции и богатства

Почему одни страны развиваются быстрее и успешнее, чем другие? Есть ли универсальная формула успеха, и если да, какие в ней переменные? Отвечая на эти вопросы, автор рассматривает историю человечества, начиная с отделения человека от животного стада и первых цивилизаций до наших дней, и выделяет из нее важные факты и закономерности.Четыре элемента отличали во все времена успешные общества от неуспешных: знания, их интеграция в общество, организация труда и обращение денег. Модель счастливого клевера – так называет автор эти четыре фактора – поможет вам по-новому взглянуть на историю, современную мировую экономику, технологии и будущее, а также оценить шансы на успех разных народов и стран.


Нации и этничность в гуманитарных науках. Этнические, протонациональные и национальные нарративы. Формирование и репрезентация

Издание включает в себя материалы второй международной конференции «Этнические, протонациональные и национальные нарративы: формирование и репрезентация» (Санкт-Петербургский государственный университет, 24–26 февраля 2015 г.). Сборник посвящен многообразию нарративов и их инструментальным возможностям в различные периоды от Средних веков до Новейшего времени. Подобный широкий хронологический и географический охват обуславливается перспективой выявления универсальных сценариев конструирования и репрезентации нарративов.Для историков, политологов, социологов, филологов и культурологов, а также интересующихся проблемами этничности и национализма.


Геноцид белой расы. Кризис Европы. Как спастись, как преуспеть

100 лет назад Шпенглер предсказывал закат Европы к началу XXI века. Это и происходит сейчас. Европейцев становится все меньше, в Париже арабов больше, чем коренных парижан. В России картина тоже безрадостная: падение культуры, ухудшение здоровья и снижение интеллекта у молодежи, рост наркомании, алкоголизма, распад семьи.Кто виноват и в чем причины социальной катастрофы? С чего начинается заболевание общества и в чем его первопричина? Как нам выжить и сохранить свой генофонд? Как поддержать величие русского народа и прийти к великому будущему? Как добиться процветания и счастья?На эти и многие другие важнейшие вопросы даст ответы книга, которую вы держите в руках.


В лабиринте пророчеств. Социальное прогнозирование и идеологическая борьба

Книга посвящена проблеме социального предвидения в связи с современной научно-технической революцией и идеологической борьбой по вопросам будущего человечества и цивилизации.


Моцарт. К социологии одного гения

В своем последнем бестселлере Норберт Элиас на глазах завороженных читателей превращает фундаментальную науку в высокое искусство. Классик немецкой социологии изображает Моцарта не только музыкальным гением, но и человеком, вовлеченным в социальное взаимодействие в эпоху драматических перемен, причем человеком отнюдь не самым успешным. Элиас приземляет расхожие представления о творческом таланте Моцарта и показывает его с неожиданной стороны — как композитора, стремившегося контролировать свои страсти и занять достойное место в профессиональной иерархии.


«Особый путь»: от идеологии к методу

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.


Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Для русской интеллектуальной истории «Философические письма» Петра Чаадаева и сама фигура автора имеют первостепенное значение. Официально объявленный умалишенным за свои идеи, Чаадаев пользуется репутацией одного из самых известных и востребованных отечественных философов, которого исследователи то объявляют отцом-основателем западничества с его критическим взглядом на настоящее и будущее России, то прочат славу пророка славянофильства с его верой в грядущее величие страны. Но что если взглянуть на эти тексты и самого Чаадаева иначе? Глубоко погружаясь в интеллектуальную жизнь 1830-х годов, М.


Появление героя

Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.