Достоевский: призраки, фобии, химеры - [35]

Особое негодование Достоевского вызвали следующие слова из второго письма Ковнера:

«Неужели творящая сила вселенной, или Бог, так-таки интересуется ничтожными людскими помыслами, народами, даже целыми планетами? Вы скажете, что человек имеет искру Божию, поэтому он стоит выше всех? Но сколько этих людей? Буквально капля в море. Вы должны сказать, что из 80 миллионов облюбованного вами русского народа, в котором думаете находить лекарство, положительно 60 миллионов живут буквально животною жизнью, не имея никакого разумного понятия ни о Боге, ни о Христе, ни о душе, ни о бессмертии ее…»

По мнению Достоевского, изложенному им и в печатном, и в личном ответе, «это слова ужасной ненависти», именно ненависти, так как по его мнению еврей, в данном случае, вышел за пределы своей компетентности, поскольку русского народа он не знает. Достоевский даже не заметил или не захотел заметить, что Ковнер говорил в своем письме о человечестве вообще, а русский народ помянул при этом безо всякой ненависти, лишь для того, чтобы более наглядно выразить свою оценку возможного процента сознательно верующих людей в их общей массе. Достоевский же говорил о какой-то специфической еврейской ненависти, хотя примерно то же писал о людях Лев Толстой: «Разницы между людьми в телесном отношении очень мало, почти нет; в духовном — огромная, неизмеримая», и слова эти относятся ко всем людям, в том числе и к русским. Еще точнее высказался Чехов: «Вера есть способность духа. У животных ее нет, а у дикарей и неразвитых людей — страх и сомнения. Она доступна только высоким организациям». Процент же «высоких организаций» в любом народе, в том числе и русском, надо полагать, действительно невелик. Ну и, наконец, хрестоматийное: «между "есть Бог" и "нет Бога" лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-нибудь одну из двух этих крайностей, середина же между ними ему неинтересна, и он обыкновенно, не знает ничего или очень мало». Думаю, что автор этой сентенции, знавший народ лучше Достоевского, посчитал бы 25 % «истинных мудрецов» (как это оценил Ковнер) цифрой весьма завышенной.

Следует отметить, что на «еврейских» страницах «Дневника писателя» слово «жид» как обозначение еврейской национальности фактически отсутствует, однако вскоре «жид» начал снова и часто появляться в переписке, публицистике и даже в художественных текстах Достоевского, что свидетельствовало об усугублении фобии (в данном случае — юдофобии), о страхе перед надвигающейся мировой «жидовской» опасностью. Толчком к развитию этой фобии послужили и новое прочтение «Книги кагала», второе издание которой преподнес ему в апреле 1877 г. сам автор Яков Брафман, и специфическая русская пресса, откуда Достоевский черпал свои суждения, и мнения «авторитетов». Вот, например, как «наставник царей» Победоносцев отвечал на письмо Достоевского из Эмса от 9 августа 1879 г., в котором писатель сообщал, что «Берлин страшно жидовится» и что жидовский «спекулятивный реализм» «и к нам рвется»:

«А что вы пишете о жидах, то совершенно справедливо. Они все заполонили, все подточили, однако за них дух века сего. Они в корню революционно-социального движения и цареубийства, они владеют периодической печатью, у них в руках денежный рынок, к ним попадает в денежное рабство масса народная, они управляют и началами нынешней науки, стремящейся стать вне христианства. И за всем тем — чуть поднимется вопрос об них, подымается хор голосов за евреев во имя якобы цивилизации и терпимости, т. е. равнодушия к вере. Как в Румынии и Сербии, так и у нас — никто не смей слова сказать о том, что евреи все заполонили. Вот уже и наша печать становится еврейскою. Русская Правда, Москва, пожалуй Голос — все еврейские органы, да еще завелись и специальные журналы: Еврей и Вестник Евреев и Библиотека Еврейская», — писал Победоносцев 19 августа 1879 г. из Петергофа.

Именно такая «информация», обрушиваясь на больную психику Достоевского, превращалась в его воображении в непреодолимую всемирную опасность, о которой он в ужасе сообщал полуправительственной даме Ю. Ф. Абаза 15 июня 1880 г. Мышление человека, подверженного фобии, весьма примитивно: охваченный страхом, он, обычно, начинает пугать других.

Не исключено, что у читателя этой книги возникнет вопрос: неужели волновавшие Достоевского-публициста еврейские проблемы существовали только в его больном воображении? Нет, конечно, проблемы были, но пути их решения уже были известны задолго до Достоевского. И если во Франции и в США проблемы равенства наций были решены, как говорится, на революционной волне, то в Англии с ними справились мирным имперским законодательным путем. Одним из инициаторов этого законодательного процесса был великий английский историк сэр Томас Бабингтон Маколей лорд Ротлей, военный министр Великобритании и иностранный член-корреспондент Петербургской Академии наук, человек безупречной репутации, о котором, когда он был произведен в пэры Соединенного Королевства, скупые на похвалу англичане говорили, что не звание пэра делает ему честь, а он, приняв его, оказал большую честь этому званию. Маколей был активным участником подготовки и принятия парламентом известного «билля о натурализации евреев». В своей статье «Гражданская неправоспособность евреев» этот человек, обладавший здоровой психикой, предельно ясным мышлением и несокрушимой логикой, поставил и решил