Достался нам век неспокойный - [22]

— Ставь ворота, — сразу откликается Матюнин.

По утрам товарищ Казимир, он же Антон Ковалевский, — командир нашей группы — строгим глазом оглядывает наше хозяйство. Высокий, широченные плечи, резко выраженные черты лица, короткая белесая прическа «бокс» — он чем-то напоминает Рычагова. Только ростом разные, а все остальное похоже. Та же фигура, походка, та же манера подшучивать.

В своей ярко-желтой куртке из «чертовой кожи» он в другом месте был бы виден за версту, но здесь, среди позолоченной природы, куртка скорее маскирует, чем обнаруживает. На боку капитан Казимир таскает тяжелый маузер, в деревянной кобуре, при ходьбе маузер авторитетно похлопывает по бедру.

Выйдя на середину нашего поселения, Ковалевский округло оглядывает его, качает головой и с сарказмом декламирует:

— «Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют!» Что за цыганский табор? Матео! — Это к Матео-маленькому. — Скажи, пусть уберут эти погремушки.

Матео смотрит непонимающе.

— Ну вот эти, — и Ковалевский показывает рукой на большие железные бочки.

«Курносых» всего семь, но хозяйство с ними большое — техническая часть, горючее, боеприпасы, грузовики, семь машин-пускачей, жилье, продсклад, в стороне что-то вроде шалашика с маленьким красным крестиком на белой фанерной дощечке. Прикрепленный здесь к нам врач Альберти целый день скучающим взглядом взирает со своего стула на аэродромную суету.

— Что, Альберти, нет работы? — сочувствующе спрашивает Ковалевский.

— Чем меньше для меня работы, тем лучше для вас, — мудро отвечает Альберти, и Ковалевский с ним вполне согласен. Однако добродушно замечает: — Слава богу, что болезни обходят нас стороной, а то ты, пожалуй, налечишь.

Идет дальше, заглядывает в «шатры». В разных местах нос к носу попарно стоят И-15 и пускач — маленькая машина-пикап с хоботком, выступающим вперед сверху над капотом. Хоботок упирается в храповик винта. Вместе они прикрыты нависающей над ними листвой дерева, срубленными вдобавок ветками, стеблями сахарного тростника. Семь таких шатров.

Наступает миг, когда мы слышим отдаленный гул. Свои ли, чужие ли — все равно вылетать. Свои бомбардировщики, с советскими, испанскими или смешанными, экипажами, как условились, будем сопровождать, с чужими драться. А то — сопровождать и драться одновременно. Иногда позвонят: в небе над таким-то районом появились фашисты. Тревога! Слетают маскирующие ветки, сухо, как тонкая жесть, шуршит тростник. Пикапчик сразу же включает свои приводы, медленно раскручивая винт самолета. Тот чихает, будто нанюхался табаку, и вот, окончательно встряхнувшись, заливается азартным нетерпеливым воем. После первых боев стало поспокойнее. Фашистская авиация приутихла, мы ломали голову: в чем тут дело?

— Взлетим, пройдемся, — сказал Ковалевский после нескольких дней вынужденного безделья.

Не знаю, что ему захотелось так. Предчувствовал, что ли? Но случай спас нас самих и очень помог многим другим.

Едва поднялись и развернулись от моря на север, увидели змеящуюся по горной дороге длинную войсковую колонну. Не так уж и далеко от нашего бивака. Серые, крытые брезентом грузовики с солдатами, пушки, танкетки.

Что за чудеса? По расчетам, здесь не должно быть врага.

Вернулись. Ковалевский связался по телефону с местным командованием.

— Спасибо за ценные сведения, — встревоженно и благодарно ответили. Это передовые силы итальянских войск. Могли бы вы нанести удар? Хоть ненамного задержать…

Вот оно что! Муссолини двинул в помощь Франко свои регулярные войска. Итальянский экспедиционный корпус разворачивает удар с юга.

Уже действуют в Испании и регулярные силы фашистской Германии. Это особый гитлеровский легион «Кондор», состоящий из авиационных, танковых, моторизованных и других частей.

Подвесили бомбы и пошли над горной дорогой. Бомбы вздыбили передние машины, разбросали пушки. Узкая дорога — справа и слева горы — через несколько минут стала напоминать дымящуюся и пылающую отдельными кострами свалку. Вновь зашли, полосуя очередями по брезенту машин. На выходе из пике хорошо видно, как выскакивают солдаты, кидаются с дороги, конвульсивно карабкаются на скалы.

Заправились и еще раз прошлись… Но и нам теперь небезопасно. Скоро могут нагрянуть. После обеда передали приказ: перебазироваться километров на тридцать, непосредственно в Малагу.

* * *

Малага с высоты полета кажется райским уголком. Горами и морем она отделена от ада. Не дымят, как в Мадриде, пожарища, не перегорожены улицы баррикадами — этими тромбами городских сосудов, не изгибается по окраине змеиное тело траншей. Одноэтажный город закутался в зелень.

Почти на берегу нам выложили посадочное «Т». Один за другим идем на посадку.

Небольшое поле поросло густой, давно не мятой травой. По его дальнему от моря краю стоят оливы, похожие на яблони, далеко выбросили свои ветви. Здесь хорошо можно укрыть самолеты, и этим мы сразу занялись. Здесь же небольшой ангар, полосатый черно-белый столб с указателем ветра, пятно черной земли, выжженной когда-то хранившимся здесь бензином. За оливами, через дорогу, мандариновые сады. До города километра четыре.

Недавно прошел дождь — дымок испарений висит колыхающимся маревом над полем. Поодаль неспешно прогуливаются Ковалевский и встретивший нас здесь представитель местного командования. У них деловой разговор. Марево причудливо искажает их фигуры. Видны будто сами шагающие ноги, а над ногами висят два пятна: большое желтое — это куртка Ковалевского и маленькое темное — шляпа испанца.