Дороже жизни - [20]

Императрица была не злой женщиной, однако находилась в затруднительном положении со дня своего восшествия на престол. Переворот, ею учиненный, поставил ее царствование невольно под угрозу, ибо жил в крепости наследник Иоанн, отпрыск Брауншвейгского дома, который имел все законные претензии на российский престол.

Императрица боялась, что однажды сторонники Иоанна или, вернее, противники ее самой поднимут головы, и под знаменем царевича свергнут ее с трона.

Прошло уже много лет с того дня, как цесаревна стала императрицей, но страх не оставлял ее, ибо знала она, как тяжка участь свергнутого властителя. К тому же призраки самозванцев терзали русскую корону. И теперь любой человек, найденный ли родственник или самозванец, был злейшим врагом императрицы. Доклад графа Александра Елизавета выслушала в молчании и крайнем смятении. Рядом с ней находился ее фаворит Иван Шувалов, за руку которого она держалась, переживая опасную весть. Новая самозванка?

— Как странно, — сказала императрица по окончании доклада. — Я видела эту девушку. Но и предположить не могла, что столь опасные фантазии взбредут ей в голову, тем более что она дочь преданного мне человека.

— Ваше Величество, фантазии ли это? — спросил граф Александр.

— Что? — Императрица пристально посмотрела на него.

— Найденные у ней бумаги свидетельствуют в пользу того, что ее слова — не ложь. Трудно, однако ж, доказать и ее правоту, но ежели оные бумаги попадут в сильные руки, то… Кто знает, чем это может обернуться?

— Вы, стало быть, думаете, что она и правда… Романова?..

— Мне сложно утверждать это наверняка, но если это так… То эта девица еще опаснее, чем можно было предположить. Так или иначе, но и ею, и ее бумагами вполне можно ловко манипулировать, оказывая определенное давление на вас, Ваше Величество.

— Так. Это верно… Но бумаги у вас?

— Да.

— Уничтожьте их, граф.

— Разумеется, Ваше Величество.

Елизавета помолчала.

— Как мне ни жаль, но девушку эту… Эту… самозванку надо примерно наказать.

— Тут лучший бы выход был — лишение жизни…

— Нет! Никаких казней! Мой закон я не отменю!

— Тогда крепость? И строжайшее содержание?

— Да, граф. Исполняйте. И доложитесь мне. Только интересно… Что Петр Николаевич? Он знал обо всем, что надумала его дочь?

— Она ему не родная дочь, позвольте обратить на это ваше внимание, государыня, — поклонился граф.

— И все же она жила в его доме. Что известно ему? Надо бы это выяснить.

— Это вполне можно проверить. А также проверить и супругу его, и сына. Кто знает, насколько они замешаны в этом деле?

— Хорошо. Ступайте, граф. — Елизавета протянула ему руку.

Граф Александр галантно поклонился императрице, поцеловав руку, милостиво предложенную ему, вышел.

— Ваня, голубчик мой… Как тяжко-то это все… — Елизавета привлекла молодого человека к себе.

Иван обнял ее:

— Сердце мое, не бери в голову.

— Как бы это все выяснить в обход твоего брата? — спросила Елизавета, И продолжила: — Все же, Иоанн Брауншвейгский — милославская родня, а она, ежели все то, что в ее бумагах сказано, есть правда — нарышкинская. А стало быть, мне она — племянница, близкая родня…

— Ежели желаешь, душенька, я сам этим займусь. Гладишь, что прояснится?

— Да, друг мой, ты премного меня одолжишь!

14

— Неужели это правда? — Иван задумчиво покачал головой. — Знаешь, Василий, если б я не знал тебя давно, я б подумал, что ты выдумываешь.

— Это правда. Если тебе мало моих слов, обратись к моему дяде. Ты знаешь его, знаешь, как он предан императрице. Его ты не будешь подозревать во лжи!

— Не кипятись, я и не думал, что ты мог солгать в таком деле. А уж слова Семена Петровича!..

— Иван, поверь, мой интерес тут только один — я люблю Наталью Петровну. Она не преступница! Она… она просто доверилась не тому человеку… А этот болтун, этот дурак!.. — Нарышкин вскочил с кресла и бросился к окну.

Ему не хватало свежего воздуха, он хотел вдохнуть поглубже, чтобы успокоиться.

— Я сделаю все, что смогу, Василий. — Шувалов успокаивающе положил руку приятелю на плечо.

— Я знаю, твоим словам можно верить… Если все-таки ничего сделать будет нельзя, если она… В общем, — Нарышкин решительно повернулся к Шувалову, — я хотел бы разделить ее участь. Если только Наталья Петровна будет согласна, — тихо добавил он.

Шувалов посмотрел на молодого человека и покачал головой. При всем добросердечии и при всей мягкости Шувалова, при всем увлечении его изящным и великим столь пылкий порыв не мог не удивить фаворита. Это было ему если не чуждо, то непонятно. Он не разделял стремления его молодого приятеля к такой развязке и только и мог, что молча покачать головою.

Иван Шувалов, как и обещался, передал свой разговор с Нарышкиным императрице. Но к ней он прибыл не один, а с Семеном Нарышкиным. Вид родственника, его рассказ тронули Елизавету до глубины души.

Семен пересказал ей все так, как говорил когда-то Наташе. Он умолял императрицу пощадить девушку. Ему горько было думать, что дочь некогда любимой им женщины так же тяжело и безрадостно окончит свои дни, как когда-то ее мать. И именно ему придется корить себя за ее гибель.

Когда Нарышкин ушел, Елизавета задумалась.