Дороже самой жизни - [66]

Тротуара на улице нету, вокруг домов валяется мусор. Двое мужчин ковыряются под капотом грузовика, и Нэнси решает, что лучше к ним не подходить. Кроме того, она видит впереди что-то интересное.

Живая изгородь, граничащая непосредственно с дорогой. Высокая, так что Нэнси вряд ли сможет заглянуть поверх нее, но, может быть, удастся разглядеть что-то сквозь ветки.

Оказывается, это и не нужно. Дойдя до изгороди, Нэнси обнаруживает, что участок — большой, примерно вчетверо больше среднего городского участка, — открыт со стороны дороги. На участке — что-то вроде парка: дорожки, мощенные каменной плиткой, диагонально пересекают аккуратно подстриженную, свежую, зеленеющую траву. Между дорожками из травы лезут цветы. Некоторые Нэнси может назвать: темно-золотые и светло-желтые герберы, розовые, лиловые и белые с красными сердцевинками флоксы, но она невеликая садовница, и бо́льшая часть всего этого разноцветного великолепия, организованного в клумбы и бордюры, ей неизвестна. Некоторые цветы вьются по шпалерам, другие свободно расползаются плетями в разные стороны. Всё весьма искусно сделано, без какой бы то ни было помпезности — даже фонтан, из которого выстреливает струя воды метра на два в высоту и падает в чашу, выложенную камнями, выглядит живым. Нэнси входит в парк, чтобы ощутить прохладные брызги фонтана, видит рядом ажурную скамью из кованого железа и садится на нее.

По дорожке идет мужчина с ножницами в руках. Видимо, садовники в парке работают допоздна. Хотя, по правде сказать, этот человек не похож на наемного садовника. Он высокий, очень худой, одет в черную рубашку и обтягивающие брюки.

Ей не приходит в голову, что, может быть, это вовсе не городской парк, а что-то совсем другое.

— Здесь очень красиво, — говорит она мужчине самым уверенным и одобрительным голосом, на какой способна. — Вы так хорошо ухаживаете за этим парком.

— Спасибо, — отвечает он. — Добро пожаловать, можете здесь отдохнуть.

По некоторой сухости в голосе она догадывается, что это вовсе не городской парк, а частная собственность и что он вовсе не садовник, нанятый муниципалитетом, а владелец.

— Извините, мне надо было сразу спросить у вас разрешения.

— Ничего.

Тут он отвлекается, наклоняется и срезает плеть какого-то растения, выползающую на дорожку.

— Это ваше, да? Все, что вокруг?

Он, занятый, отвечает не сразу:

— Да, все вокруг.

— Я должна была сразу догадаться. Такое роскошное место не может быть собственностью города. Такое необычное.

Он не отвечает. Она собирается спросить, нравится ли ему самому сидеть тут вечерами. Но лучше не надо. Он, кажется, нелегок в общении. Вероятно, он из тех, кто гордится собственной неуживчивостью. Она еще минуту посидит тут, поблагодарит его и уйдет.

Но через минуту он вдруг сам подходит к ней и садится рядом на скамейку. И отвечает ей так, словно она все же задала тот вопрос.

— Честно говоря, мне здесь хорошо, только если я что-то делаю, ухаживаю за цветами, — говорит он. — Если я присаживаюсь, то стараюсь специально отводить глаза от всего, иначе вижу только недоделанные дела или еще что-то, что требует внимания.

Ей следовало бы сразу догадаться: он не из тех, кто любит светскую болтовню. Но ее снедает любопытство.

Что было здесь раньше?

До того, как он создал этот сад?

— Трикотажная фабрика. В каждом из этих маленьких городков обязательно была какая-нибудь фабрика: тогда владельцы еще могли платить работникам гроши, только чтоб те с голоду не умерли. Но со временем фабрика закрылась. Один подрядчик хотел устроить тут дом престарелых, но городские власти отказали ему в лицензии. Решили, что тут будут сплошные старики, а это очень депрессивно. И он то ли поджег здание, то ли снес его, не знаю.

Мужчина явно не здешний. Даже она понимает, что будь он здешним, не стал бы говорить так открыто.

— Я не здешний, — говорит он. — Но у меня был друг родом из этих мест, и, когда он умер, я приехал сюда, только чтобы продать его дом и уехать обратно. А потом я наткнулся на этот участок и купил его задешево, потому что подрядчик оставил огромную яму посреди участка и выглядело это все ужасно.

— Простите, я слишком любопытна.

— Ничего страшного. Если я не хочу отвечать на вопрос, я на него не отвечаю.

— Я здесь раньше не бывала. Конечно не бывала, иначе увидела бы этот парк. Я шла мимо — искала кое-что. Я решила, что будет удобней поставить машину и пойти пешком. Вообще-то, я ищу кабинет доктора.

Она объясняет, что не больна, просто записана на завтра на прием к врачу и не хочет утром бегать туда-сюда и искать его. Потом рассказывает, как оставила машину на главной улице и как удивилась, выяснив, что фамилия нужного врача нигде не значится.

— Я даже не могла посмотреть в телефонной книге — вы же знаете, что телефонных будок с телефонными книгами уже днем с огнем не найдешь. А у тех, что есть, внутренние страницы все выдраны. Я, кажется, начинаю нести ерунду.

Она сообщает мужчине, как зовут врача, но он говорит, что эта фамилия ему незнакома.

— Правда, я не хожу по врачам.

— И правильно делаете, судя по всему.

— Ну, я бы не сказал.

— Как бы там ни было, пойду-ка я обратно к машине.