Дороже самой жизни - [62]

Когда все выбежали посмотреть, что там за шум, Илиана с верхней ступеньки лестницы с удивлением узнала в одном из двух зачинщиков Джексона. Вторым был Билли Уоттс. Ребята, что лишь год назад горбились над книжками и послушно плелись из одной классной комнаты в другую, преобразились. В военной форме они казались вдвое крупней себя прежних и чудовищно грохотали сапогами по полу. Они орали, что уроки на сегодня отменяются, потому что все должны идти на фронт. Они раздавали сигареты, точнее, разбрасывали их куда попало, и их подбирали с полу мальчишки, которые еще даже не брились.

Беспечные воины, гогочущие захватчики. Пьяные до изумления.

— Я не уклонист! — вот что они вопили.

Директор школы пытался выставить их вон. Но было еще только самое начало войны, и тех, кто записался и должен был идти на фронт, еще окутывал флер героизма, они вызывали особое уважение, и директор не смог обойтись с ними так коротко, как обошелся бы год спустя.

— Ну, ну, — повторял он.

— Я не уклонист, — сообщил ему Билли Уоттс.

Джейсон открыл рот, вероятно, чтобы произнести то же самое, но тут он встретился глазами с Илианой, и между ними возникло некое взаимопонимание.

Илиана Кардинал поняла, что Джексон в самом деле пьян, но это опьянение позволяет ему играть пьяного, то есть контролировать внешний эффект. (Билли же Уоттс был без затей пьян в стельку.) Обретя это понимание, Илиана с улыбкой сошла вниз по лестнице и приняла сигарету, которую зажала, не закуривая, меж пальцев. Она взяла под руки обоих героев и вывела их из школы.

Оказавшись снаружи, они закурили.

Позже среди паствы отца Илианы возникли разногласия. Одни прихожане утверждали, что Илиана на самом деле не курила свою сигарету, а только делала вид, чтобы умиротворить мальчиков, а другие утверждали, что все было по-настоящему. Она курила. Дочь их священника — курила.

Билли в самом деле обхватил Илиану руками и попытался ее поцеловать, но споткнулся, сел на ступеньки школьного крыльца и закукарекал петухом.

Ему оставалось жить меньше двух лет.

Но пока что его надо было доставить домой. Джексон кое-как поднял его, и они с Илианой закинули его руки себе на плечи и так дотащили до дому. К счастью, Билли жил недалеко от школы. Он уже отключился, и они сложили его на крыльцо дома. А потом завели разговор.

Джексон не хотел идти домой. Почему? Потому что там мачеха, сказал он. Он ненавидит свою мачеху. Почему? Просто так, нипочему.

Илиана знала, что мать Джексона погибла в автомобильной аварии, когда Джексон был еще совсем маленьким, — иногда этим объясняли его застенчивость. Он, наверно, преувеличивает оттого, что пьян, подумала Илиана, но не стала расспрашивать дальше.

— Ну ладно, — сказала она. — Можешь побыть у меня.

Так получилось, что мать Илианы в это время была в отъезде — сидела с больной бабушкой. А Илиана кое-как вела хозяйство, обихаживая отца и двух младших братьев. Некоторые считали это злосчастным стечением обстоятельств. Не то что ее мать была бы против, но она, по крайней мере, выяснила бы что и как. Что это за мальчик? И уж во всяком случае она проследила бы, чтобы Илиана ходила в школу.

Солдат и девушка внезапно очутились рядом. А раньше между ними не было ничего, кроме склонений и логарифмов.

Отец Илианы не обращал на них внимания. Он интересовался войной больше, чем, по мнению некоторых прихожан, подобало священнику, и потому гордился, что в его доме живет солдат. Кроме того, отец страдал, что не может послать дочь в университет. Ему приходилось экономить, чтобы отправить учиться хотя бы ее братьев, ведь им придется зарабатывать себе на жизнь. Поэтому он прощал Илиане любые выходки.

Илиана и Джексон не ходили в кино. Не ходили они и на танцы. Они ходили гулять — в любую погоду, иногда затемно. Иногда они заходили в ресторан и пили кофе, но не заговаривали ни с кем. Что с ними было такое — может, начало влюбленности? На прогулках их руки порой случайно сталкивались, и Джексон заставил себя к этому привыкнуть. Потом Илиана перешла от случайных прикосновений к намеренным, и Джексон решил, что и к этому может привыкнуть, если преодолеет некоторое замешательство.

Он немного успокоился и был готов даже к поцелуям.

Илиана пошла домой к Джексону, забрать его вещмешок — одна. Мачеха Джексона осклабила ярко-белые вставные зубы и попыталась сделать вид, что намерена повеселиться.

Она спросила Илиану, чем это они занимаются.

— Вы там поосторожнее с этим делом, — сказала она.

У нее была репутация несдержанной на язык женщины. Точнее, любительницы посквернословить.

— Спроси, помнит ли он, что я мыла ему попку, — сказала она.

Пересказывая Джексону этот разговор, Илиана сказала, что держалась подчеркнуто вежливо: даже, пожалуй, чуть заносчиво, потому что терпеть не может эту женщину.

Но Джексон побагровел, словно отчаявшийся человек, загнанный в угол. Такое с ним бывало, если его спрашивали на уроке.

— Зря я вообще про нее заговорила, — сказала Илиана. — Но когда живешь в доме при церкви, то входит в привычку пародировать людей.

Он сказал, что ничего страшного.

Оказалось, что это последний отпуск Джексона. Они писали друг другу. Илиана писала, что закончила изучать машинопись и стенографию и устроилась на работу в мэрию. Она описывала происходящее в подчеркнуто сатирическом ключе — еще ехиднее, чем когда-то в школе. Может быть, она думала, что человеку на войне нужен юмор. И еще она была якобы в курсе всех дел. Когда в мэрии регистрировался очередной поспешный брак, Илиана употребляла слова типа «девственная невеста».