Дороже самой жизни - [61]

Жильцы завели обыкновение оставаться в доме до того дня, когда этот самый священник провожал их в последний путь. Но это было всяко лучше, чем если бы они исчезали, не уплатив за квартиру.

Исключение составила молодая пара — Кэндис и Куинси, — которая так и не уплатила по счету и сбежала среди ночи. Оказалось, что квартиру им сдал лично владелец дома. Свой опрометчивый выбор он объяснил тем, что хотелось видеть в доме свеженькое личико. Он имел в виду, конечно, Кэндис, а не ее дружка. Дружок был козел.

Стоял жаркий летний день, и Джексон оставил открытыми двойные задние двери черного хода: он лакировал стол и хотел хоть как-то проветривать. Красивый стол достался Джексону за гроши, потому что лак совсем облез. Джексон решил, что стол будет хорошо смотреться в вестибюле — на него можно класть почту.

Джексону не надо было присутствовать в конторе — там сейчас сидел сам владелец и проверял платежи.

Звонок на парадной двери едва слышно звякнул. Джексон уже собирался встать и начал обтирать кисть — вдруг домовладелец погружен в расчеты и не захочет прерываться. Но нет, все в порядке: Джексон услышал звуки открываемой двери и женский голос. Голос был предельно усталый, но в нем все же сохранялись остатки шарма и абсолютная уверенность: что бы ни сказала владелица голоса, все люди в пределах слышимости будут покорены.

Она, должно быть, унаследовала эту способность от своего отца, проповедника. Джексон успел это подумать, прежде чем к нему, как удар, пришло осознание.

Она сказала, что это самый последний известный ей адрес ее дочери. Она ищет свою дочь. Кэндис. Возможно, дочь путешествует с другом. Она, мать Кэндис, приехала сюда из Британской Колумбии. Из Келоуны, где живет с отцом девушки.

Илиана. Джексон безошибочно узнал ее голос. Эта женщина — Илиана.

Он услышал, как она спрашивает разрешения присесть. И как владелец подтаскивает к столу его, Джексона, стул.

В Торонто очень жарко — она не ожидала такой жары, хотя знает Онтарио, выросла тут.

Она очень вежливо попросила стакан воды.

Тут она, похоже, уронила голову на руки, потому что голос зазвучал приглушенно. Владелец вышел в вестибюль и бросил несколько монеток в автомат, чтобы взять банку «Севен-ап». Наверно, решил, что это больше подходит даме, чем кока-кола.

Он заглянул за угол, увидел, что Джексон слушает их разговор, и жестом пригласил его в контору, видимо рассудив, что у Джексона больше опыта в общении с расстроенными жильцами. Но Джексон яростно замотал головой.

Нет.

Впрочем, она недолго расстраивалась.

Она извинилась перед владельцем дома, и он сказал, что жара играет с людьми такие шутки.

А что касается Кэндис. Они уехали, еще месяца не прошло — может, недели три назад. Адреса для связи не оставили.

— В таких случаях обычно адреса не оставляют.

Она поняла намек.

— О, конечно, я готова уладить…

Послышалось бормотание, зашелестели купюры.

Потом:

— Наверно, вы не можете мне показать, где они жили…

— Жильца квартиры сейчас нет. Но даже если бы он был дома… Не думаю, что он согласился бы.

— О, конечно. Это просто глупо с моей стороны.

— Вы что-то конкретное хотели увидеть?

— О нет. Нет. Огромное спасибо. Я отняла у вас столько времени.

Она уже встала, и они пошли: из конторы, вниз по паре ступенек к парадной двери. Потом открылась дверь, и даже если женщина и прощалась, уличные шумы поглотили всякие звуки прощания.

Как бы она ни была разочарована, она не позволит себе потерять лицо.

Домовладелец вернулся в контору, и Джексон вышел из своего убежища ему навстречу.

— Сюрприз! Нам заплатили, — только и сказал домовладелец.

Он был напрочь лишен любопытства — во всяком случае, к чужим личным делам. Джексон очень ценил в нем это качество.

Конечно, Джексону хотелось бы на нее посмотреть. Теперь, когда она ушла, он почти жалел об упущенной возможности. Но он никогда не дойдет до того, чтобы спросить у домовладельца: «У нее до сих пор такие же темные, почти черные волосы? Она все еще высокая и стройная, с едва заметной грудью?» Дочь он почти не запомнил. Она была блондинка, но, скорее всего, крашеная. Кажется, ей не больше двадцати, но теперь иногда не поймешь. Плясала под дудку дружка. Сбежала из дома, сбежала от неоплаченных счетов, разбила сердце родителям, и все ради этого угрюмого типчика.

Где это Келоуна? Где-то на западе. В Альберте или Британской Колумбии. И мать приехала в такую даль. Но, конечно, она всегда была настойчива. Оптимистка. Наверно, до сих пор такая. Она вышла замуж. Или дочь родилась вне брака — но это Джексону казалось крайне маловероятным. Илиана была уверена в себе — в том, что никаких трагедий в ее жизни больше не будет. И дочь наверняка такая же. Накушается свободы и вернется домой. Может, принесет в подоле, но теперь это даже модно.

Незадолго до Рождества 1940 года в школе послышался шум. Он донесся даже до третьего этажа, где все обычные шумы, доносящиеся с нижних этажей, как правило, тонули в грохоте пишущих машинок и арифмометров. Здесь занимались ученицы последнего класса: в прошлом году они изучали латынь, биологию и европейскую историю, а теперь — машинопись.

Среди этих девушек была Илиана Кардинал — как ни странно, дочь священника, хотя кардиналов в Объединенной церкви, к которой принадлежал ее отец, не было. Илиана приехала в город с родителями и пошла в девятый класс и с тех самых пор, пять лет, сидела позади Джексона Ивенса, так как учеников рассаживали по алфавиту. К этому времени все одноклассники уже привыкли к феноменальной застенчивости и молчаливости Джексона, но для Илианы эти качества были новостью. В течение пяти лет она отказывалась признавать их и добилась того, что Джексон чуточку оттаял. Она одалживала у него ластики, стальные перья и линейки с циркулями для уроков геометрии — не столько для того, чтобы разбить лед, сколько из-за своей природной рассеянности. Илиана и Джексон подсказывали друг другу ответы на задачи и решали друг за друга контрольные. Встречаясь на улице, они здоровались, и для Илианы «Привет» Джексона не был нечленораздельным бормотанием: она различала в этом слове два слога, с отчетливым ударением на втором. Дальше этого их отношения не простирались, хотя у них завелись кое-какие общие шутки. Илиана не страдала застенчивостью, но была умной, отстраненной и не особенно популярной в школе, и это, может быть, вполне подошло бы Джексону.