Дорогой героя - [7]

…Из лавы в вагонетки беспрерывно льется поток угля. Горный мастер, бывший фронтовик, по-военному выпрямившись, доложил начальнику участка, что на участке полный порядок, работа идет в графике, смена трудится с полной нагрузкой.

— А лава как? — настороженно спросил Бридько.

— Держится молодцом. Я только что из нее.

Что же заставило Ивана Ивановича вновь спуститься в шахту? Ему бы после дневного наряда пойти домой, отдохнуть, ведь он уже был здесь с утренней сменой. Ан нет, беспокойное сердце вновь потянуло его в шахту, хотя там оставался его помощник, тоже опытный горняк.

Недоверие? Боязнь? Нет, конечно, не то и не другое. Утром, когда он осматривал участок, ему не понравилось, что лава «хандрит». Он распорядился усилить крепление, и это было сделано. Но в горном деле так много неожиданностей! Ведь он боролся за цикл в сутки, цикл во что бы то ни стало. Разве мог он уйти домой, не убедившись в полном благополучии?

Пробираясь по лаве сверху вниз, Бридько заметил, что несколько бутовых полос выложено неровно. Куски породы были набросаны небрежно, поэтому в буте оставалось много пустот. Такие полосы неустойчивы. Они легко оседают под тяжестью кровли, и посадка ее проходит неравномерно и не точно по шпуру.

«Чья же эта работа?» — возмутился Бридько. Он прополз еще несколько метров и в свете аккумулятора увидел молодого парня в старенькой, будто изрешеченной дробью майке. Тот торопливо подхватывал куски породы, одни укладывал, другие просто бросал в кучу. Работал он энергично, без роздыха, словно боялся куда-то опоздать.

— Как фамилия? — спросил Бридько.

Бутчик обернулся, узнал начальника участка и, вытирая вспотевшее лицо, ответил:

— Я Самойленко.

— Кто учил так бутить?

Парень удивленно посмотрел на Бридько.

— Как кто? Кладу по паспорту, стараюсь. Поглядите, — он провел ладонью по мокрому лбу и показал ее начальнику участка.

— Вижу. За столом некоторые тоже потеют. А ну-ка, посторонись немного!

Бутчик отодвинулся, не понимая, что задумал его начальник. А Бридько, пристроив аккумулятор на стойке, принялся проворно орудовать глыбами породы. Он укладывал их одна к одной плотно, как опытный мастер укладывает фундамент дома. Так он работал минут десять; бутчик молча наблюдал за каждым его движением. Он видел, что результат труда начальника участка, не идет ни в какое сравнение с его работой, и почувствовал себя неловко.

— Ну, хватит вам, Иван Иванович. Теперь все понятно. Давайте я сам…

— Нет, смотри уж до конца, какой должна стать бутовая полоска.

Наконец Бридько закончил полоску, и Самойленко некоторое время внимательно осматривал ее.

— Не полоска, а игрушка, — сказал он. — Но ведь все равно завалит ее, Иван Иванович…

— Пусть валит. Зато обрез кровли пройдет как по шнурочку. Это важно.

Когда Бридько проходил мимо переносчиков конвейера, кто-то сказал:

— Вы думаете, Самойленко не знает, что брак делает? Боится к зазнобе опоздать, потому и гонит вовсю. Наказать бы его как следует надо.

— В другой раз станет портить забутовку, накажу, и крепко, — ответил начальник участка.

Самойленко, видимо, слышал этот разговор и крикнул из темноты:

— Больше этого не повторится, товарищ Бридько!

Начальник участка и переносчики конвейера молча переглянулись.

…Люди, люди… Их не так уж много на участке, но и не мало, около 100 человек. И все они разные, непохожие друг на друга. Даже когда Бридько видел их в одинаковых проугленных рабочих спецовках, как будто ничем не различимых один от другого, все равно он узнавал в каждом навалоотбойщиков — Гопко, Щербаня, Судака, врубмашинистов — Решетняка, Якимовского, Моковых, горных мастеров. Узнавал их по первому взгляду, по походке, по тому, как они заходят к нему в крохотную, всегда шумную клетушку-нарядную. Он знал, кто чем живет и как ведет себя дома.

Послевоенные годы были нелегкие. Еще существовала карточная система. Шахтеры на участке Бридько стали зарабатывать хорошо. Почти все молодые, хочется прилично одеться. Приобрести же хороший костюм или пальто не всегда предоставлялось возможным. Лучшим рабочим третьего участка не было отказа в талонах на одежду. Для физически более слабых шахтеров Бридько добивался дополнительного, усиленного пайка.

Даже свадьбы молодых шахтеров с первого участка не обходились без участия Ивана Ивановича. Тогда на шахте еще не было легковых машин и свадьбы справляли по старому русскому обычаю — с тройками, увенчанными радужными лентами и напевными бубенцами. Для такого знаменательного события в жизни человека, как свадьба, из конного двора давали самых красивых, самых рысистых лошадей.

И свадьбы были на славу — пышные, веселые…

Как-то Иван Иванович заметил, что молодой навалоотбойщик Егоров загрустил. То, бывало, приходил на наряд жизнерадостный, много шутил. Все знали, что Егоров ждет приезда жены и вдруг загрустил.

После наряда Бридько задержал навалоотбойщика.

— Погоди, Василий. Вместе спустимся в шахту, — сказал он, — а сейчас пока садись, поговорим.

Парень недоверчиво посмотрел на начальника участка и не сел.

— О чем нам говорить, я ничего не сделал, работаю, как все…

— Работаешь хорошо, знаю, — спокойно продолжал Бридько, — да ты садись.