Дорогой, это смерть! - [7]

Я шел от бассейна по этой тенистой тропинке и скоро очутился на живописном патио, куда выходит открытый вестибюль. Я снимал апартаменты внизу, номер 103, на самом углу патио. Мой ключ был у дежурного, но, уходя в бассейн, я оставил дверь незапертой, так что теперь толкнул ее ногой и вошел. Растянувшись на одной из двух кроватей, какое-то время размышлял над своим теперешним дельцем, прикидывая, какое отношение может иметь к нему это оживление в Акапулько. Скорей всего самое непосредственное. Глория сказала, что эти стервятники собрались сюда из-за чего-то, связанного с делами какого-то союза. Профсоюза. Джо, мой клиент, занимал место на самой макушке профсоюзной пирамиды. Если я достану ему то, что он хочет, я получу ровно пятьдесят тысяч долларов.

Дело принимало любопытный оборот. В жизни ни с чем подобным не сталкивался, а именно: стоило мне проникнуть чуть глубже в суть вещей, как все становилось еще серьезней и запутанней. Когда мы встретились с Джо четыре дня тому назад, все и без того было достаточно серьезно, ибо моего клиента, эту чертовски важную профсоюзную шишку, пытались шантажировать. Даже когда я узнал, что в роли шантажиста выступает Уоллес, Пулеметчик, Паркинсон, одним словом, важную персону из мира порядочных людей шантажировала не менее важная персона из преступного мира, все равно казалось подозрительным, что человек из высшего света организованной преступности опускается до шантажа. Скажем прямо, это слегка не вписывалось в их линию поведения. Все показалось куда подозрительней, когда я узнал, что Джо не принадлежит к миру порядочных людей. Но я окончательно растерялся, когда обнаружил, что это был отнюдь не шантаж. По крайней мере не то, что обычно под этим понятием подразумевается.

С Джо я проговорил больше двух часов, и если бы под Джо копал не этот Пулеметчик, а кто-либо другой, я бы мог подумать, что Джо попросту разыгрывает меня относительно того количества всевозможной грязной информации, которую собрал на него Пулеметчик. Однако я был не слишком удивлен, поскольку знал об Уоллесе Паркинсоне достаточно много.

Пулеметчик собрал под одной обложкой уйму материалов, что, понятно, начисто лишило Джо покоя: доказательства растраты профсоюзных фондов; фотокопии документов, которые впоследствии были уничтожены; неопровержимое свидетельство того, что Джо в прошлом был законным членом какой-то партии, а также стопроцентные улики того, что Джо еженедельно отваливал 500 долларов на содержание незамужней певички одного ночного клуба Лайлы и ее ребенка, который, по странной случайности, оказался также и ребенком Джо. Несмотря на то, что последний был счастливым супругом и отцом троих детей. Еще троих детей.

Сие подействовало на меня самым ужасающим образом, но все это была сущая ерунда, так, безделица, которую я узнал в течение первого часа нашей беседы. К тому времени я уже дал согласие взяться за это дело, и Джо позволил себе расслабиться.

Мы сидели на стульях с прямыми спинками возле карточного стола в самом центре огромной лужайки. У нас в руках были высокие стаканы с виски и содовой, мы дышали свежим воздухом и вообще день был чудесный. Но мы сидели на этой лужайке совсем не потому, что день был чудесный. Джо хотел исключить (он так и выразился) малейшую возможность того, что наш разговор могут подслушать или, что еще страшней, записать. Джо был в абсолютном упадке духа.

– Явился со всем этим прямо сюда, мистер Скотт, – рассказывал он с самым угрюмым видом. – Они у него сложены в небольшой портфельчик, все эти бумаги, фотографии, магнитофонные ленты. – Джо покачал головой, и его второй подбородок лениво колыхнулся. – Вероятно, этот человек потратил на меня не один месяц. Причем трудился не покладая рук. Не могу понять, зачем он так надрывался? И почему выбор пал именно на меня?

– Такие, как Пулеметчик, только так и работают, – сказал я. – У них все продумано до мельчайших деталей.

Потому-то он и выбился в большие люди. Однако я не слышал, чтобы он занимался шантажом. Джо еще сильней нахмурился.

– Все это на самом деле очень странно, мистер Скотт. Ему, как выяснилось, не нужны деньги. Он имел наглость запросить в обмен на эти документы важный пост в моем профсоюзе. Второй по значимости. Деньги ему совсем не нужны. Я даже сперва не понял его.

Я сам что-то плохо соображал.

– Ему нужна работа? – уточнил я.

– В некотором роде да. Но такая, чтобы лишь я один мог его контролировать. Но если человек подобного рода получит...

Джо не завершил фразу, но я знал, что он хочет сказать: контролировать такого человека, как Пулеметчик, очень трудно.

– К тому же он сможет раздавать важные и ответственные посты другим таким же мерзавцам, своим дружкам.

Мне было немножко странно слышать разглагольствования Джо о каких-то мерзавцах и о важных и ответственных постах. Я спросил у него:

– А вы могли бы заключить с ним сделку? То есть дать ему тот пост в вашем профсоюзе, который он хочет?

Джо заулыбался.

– Разумеется мистер Скотт. Это вовсе не сложно. – Он сделал глоток из стакана и пристально уставился на меня. У него был угрюмый утомленный вид, чрезвычайно утомленный. – И я бы заключил эту, как вы выразились, сделку. У меня не было выбора. У меня и сейчас нет выбора. Я ее и заключу. – Он говорил громко, быстро, его голос звучал в высоком регистре. – Мистер Скотт, этим бумагам и всему остальному цены нет. С кое-каких из них, к примеру с тех, касающихся Лайлы и мальчика, можно было снять копии. Ну и с тех, подтверждающих мое бывшее членство в партии, тоже. О нем, кстати, известно ФБР. Но ту свою вину я уже загладил. С большинства из документов копии снимать нельзя. Я об этом позаботился и многое уничтожил. Однако то, что уцелело, может уничтожить меня. Я сказал тому человеку, что не собираюсь иметь с ним дело, но, я уверен, он знает – у меня нет выбора. Я собираюсь иметь с ним дело, чтобы получить назад эти компрометирующие меня материалы. За них я дам ему все, что он захочет: любую должность в профсоюзе, деньги, все на свете!