Дорогой Джим - [7]

Тайна эта явилась в виде следа, оставленного на обратной стороне входной двери и поначалу не замеченного никем из тех, кто проводил первичный осмотр места происшествия. Отметина, о которой идет речь, выглядела так, словно кто-то, пытаясь вырваться наружу, едва не сорвал дверь с петель. На ручке двери обнаружили отпечаток пальца, не принадлежащий ни одной из трех мертвых женщин, а кроме отпечатков тетки и двух племянниц, ни одного другого во всем доме найдено не было. Иначе говоря, стало ясно, что он принадлежит неизвестному. Позже в подвале обнаружилась еще одна грязная постель, а на канализационной трубе — множество отпечатков, принадлежавших тому же неизвестному. Кто бы он ни был, ему, вероятно, удалось, воспользовавшись каким-то примитивным инструментом, развинтить трубу и бежать — скорее всего, с наручниками на руках. Получается, бедные девушки были не единственными жертвами, которых держали в этом доме…

Выходит, в доме — по крайней мере, до последнего времени — был кто-то третий.

И этот неизвестный до сих пор жив и прячется где-то в городе. И о нем не знает ни одна живая душа.

Когда в злополучном доме была осмотрена последняя половица, а все содержимое кухни вплоть до чайной ложки проверили, запротоколировали и ничего нового не обнаружили, дом номер один по Стрэнд-стрит, тщательно убранный снизу доверху, полностью приведенный в порядок, был выставлен на торги — весь доход от его продажи должен был поступить в городскую казну. А еще через пару месяцев, как ни мучительно было сознавать, что где-то в городе прячется третья, никому не известная жертва, — и поскольку ни единого ключа к разгадке этой тайны у полиции не было, как не нашлось ни единого родственника жертвы, способного потребовать объяснений, — полиция решила потихоньку прикрыть это злосчастное дело. Даже пресса, под конец потеряв к нему всякий интерес, занялась свежими убийствами.

Однако в городе о нем не забыли — в каждом баре по-прежнему только и разговоров было, что о страшном преступлении.

«Эта самая Мойра была чокнутая — такова самая популярная на данный момент версия событий. — Каким-то образом тетка заманила к себе обеих девушек. А потом, завидуя их красоте, принялась медленно травить их крысиным ядом. Ревность в ней взыграла, не иначе».

Другая, не менее популярная версия гласила, что, наоборот, обе племянницы решили прикончить тетушку из-за денег, да только просчитались, потому как та оказалась не промах и обе негодяйки попались в собственную ловушку. Слабость этой версии заключалась в том, что никаких денег, особенно таких, из-за которых стоило бы убивать, в доме так и не нашли.

— Напрасная трата времени, — вздыхали местные жители. И были правы — какой бы ни оказалась правда.

— Этот таинственный гость наверняка был любовником Мойры — он их всех и прикончил, а потом смылся, когда почуял, что запахло жареным.

Такая версия событий была не менее популярна, чем первые две. Но, как бы там ни было, ни одна из них не способна была удержаться в головах жителей Малахайда надолго — обычно доморощенные детективы, вдохновенно изложив собеседнику свои мысли, забывали обо всем уже в следующую минуту.

— То, что случилось в этом доме, наверняка началось не здесь. Готов поспорить, что корни всего этого отыщутся где-то в другом месте, — наконец решился предположить один из завсегдатаев заведения Гибни. Случилось это как-то вечером, а толчком к предположению послужила полупинта крепкого портера, успевшая ударить ему в голову, но, скорее, даже не она, а то, что он уже довольно долгое время слушал сплетни тех, у кого в голове было больше спиртного, чем здравого смысла. — Просто кровь в жилах стынет, как подумаешь… Нет, чтобы решиться на такое, нужно, чтобы ненависть копилась годами.

Если бы парни в синей полицейской форме могли тогда же, оторвавшись от утренних рогаликов с кофе, услышать его слова, возможно, им бы уже в тот день удалось найти разгадку тайны и раскрыть дело. Но, скорее всего, они бы и половины не поняли. А все потому, что мрачная история трех женских трупов, обнаруженных в доме Мойры Уэлш, уходила корнями в далекое прошлое, беря свое начало в маленьком городке на западе графства Корк, где всеми двигало чувство куда более сильное, чем ненависть.

И чувство это называлось «любовь».

Так что отнюдь не ненависть помогла Мойре Уэлш и двум ее племянницам закончить свои дни в дальнем уголке тихого кладбища за церковью Св. Эндрю, а именно любовь.

Та самая любовь, которая порой сжигает сильнее, чем любая ненависть.

На следующей неделе состоялись скромные похороны. На печальной церемонии, организованной и оплаченной социальными службами города, не было никого — ни друзья, ни родственники не явились, чтобы проводить в последний путь сестер Уэлш и их убийцу. Фиону и Рошин положили все-таки в некотором отдалении от Мойры — на этом особенно настаивал директор кладбища.

— Будь я проклят, — упрямо твердил он, — если позволю, чтобы это чудовище могло и после смерти протянуть свои лапы к бедным малюткам!

Словно бы в насмешку над двумя несчастными девушками, которых опускали в могилу, Господь выбрал эту минуту, чтобы сменить гнев на милость — резкий порыв ветра, разогнав нависшую над кладбищем хмурую завесу облаков, заставил их напоследок пролиться теплым редким дождем. Сквозь образовавшуюся прореху выглянуло солнце, и над кладбищем вдруг вспыхнула и засияла радуга — дивное, изумительное зрелище, заставившее благоговейно дрогнуть сердце того единственного человека, который счел своим долгом присутствовать на похоронах. Обхватив голову руками, он вдруг зарыдал — так громко, что родственники какого-то бедолаги, которого как раз опускали в землю в нескольких ярдах от него, невольно повернули головы в его сторону.