Дорогой длинною... - [152]

Людей меня слушают тысячи, и слушают затаив дыханье, но «жгутся» ли их сердца, или нет — я не знаю. Впрочем, у некоторых они долго пылают, и при встрече со мной они выражают мне свои восторги, не давая мне проходу. Вчера купил себе коробку носовых платков цветных (рижских) и замшевые кирпичные туфли. В Москве этого не достанешь. Я все еще не вылечился от кашля и пою очень трудно. Целыми днями думаю о тебе и доченьках. Как они выглядят в шубках? После Сахалина полпути уже будет сделано, и станет легче подвигаться к Москве. Пиши мне: Южно-Сахалинск, Госфилармония, а я по приезде завтра тебе протелеграфирую для точности свой адрес гостиницы.

В общем, я чувствую себя неплохо. И когда кашель пройдет, совсем будет хорошо. Была ли ты у врача? Как твои ножки? Одевайся потеплее. […] Уже холодно, и скоро будут морозы.

Целую тебя крепко в мордочку и в твердый грузинский характер. Твой муж.

«Добродушный хохол»

Саша

Р. S. Доченек обожаемых поцелуй за меня.

* * *

Южно-Сахалинск. 77 ноября1950 г.

Дорогая Пекочка!

Вчера прилетел сюда из Хабаровска. Там я кончил 12-го, но три дня ждал самолета — не было. Наконец вчера выпустили нас. А тут, в Южно-Сахалинске, отложили два концерта, потому что я должен был петь 14-го уже. Паника была страшная — звонки, телеграммы… Но ничего не поделаешь — ждали погоды. В Хабаровске было 25° мороза, а в облаках 35°. И самолет не отапливался — трубы замерзли. Можешь себе представить, в какую сосульку я превратился за 3 часа полета! Но вечером уже стоял на сцене — пел и улыбался. А все потому, что здесь получил твое и доченькины письма! Это меня очень поддержало. Тут у меня шесть концертов, а потом дальше: Комсомольск — Николаевск — Сов. Гавань — буду двигаться на самый крайний север Малой Земли, как здесь называют Сахалин, а вы — Москва, это Большая Земля! Хорош бы я был, если бы уехал в драповом пальто! Мне и в шубе-то холодно! Край тут большой, и даже невозможно посчитать, где я буду петь, потому что артисты сюда хорошие не едут, интерес к ним огромный, и людям хочется послушать. Со всех концов Малой Земли летят телеграммы в филармонию. Боятся, что я проеду мимо. Все это очень трогательно, и как-то совестно отказывать этим дальним точкам нашей родины, приходится терпеть и соглашаться. А условия жизни и переезда очень трудные. Почти всюду самолет, а в такое время — это мука. Да и вообще я их побаиваюсь. Но… ничего не попишешь! Раз попал сюда, надо «выполнять задание», как у нас говорится. Кормят тут прилично, и ты не думай, что я ем одну колбасу. Номер у меня пустой, но большой и теплый. Кровать мягкая. Что ж еще. Только вчера вернулся из концерта, зажег свет, смотрю —-крыса бежит через всю комнату и в дырку в угол! Я поднял «хай», вызвал директора. Дырку заложили кирпичами, и я спал спокойно. Я ведь их боюсь до полусмерти! Принимают меня очень тепло и слушают затаив дыхание. Пиши пока сюда. Адрес мой: Южно-Сахалинск, гост. «Дальневосточник», поцелуй моих куколок-доченек и скажи, что папа очень благодарит их за письма. Настеньку за то, что читает по-английски и пьет рыбий жир, а Биби за четверки, и тысячу поцелуев. Привет Лидии Павловне.

Целую тебя крепко. Хорошо, что ты поговорила со студентами, они тебе правильно сказали, а я тебе еще раньше говорил, что «учиться надо у самого себя». И зорко разглядывать других. Ту фразу Чехова, кот[орую] я тебе писал, надо тоже понять. Он говорит: «Надо писать не так, как есть, и не так, как должно, а так, как ты мечтаешь!»

Вот видишь, как это правильно. Надо прислушиваться к себе и уважать свое мнение — если так можно выразиться. Прежде чем писать данный объект, ты спроси: Лидия Владимировна, а как бы Вы это написали? И пиши так, как она хочет! Но старайся держаться в границах разумного и очень уж большой воли ей не давай! А то она может Бог знает куда зайти! Вот тебе мой совет.

О Мосфильме я и не думаю. Играть то, что они предложили — злодеев и шпионов, — меня не увлекает, а настоящей роли нет. Так чего же мне торопиться? Роль меня сама найдет.

Ну, еще раз до свидания! Крепко вас целую. Храни вас Бог

Саша

Р. S. Посылаю доченькам серебр[яные] бумажечки от чая и от папирос. Пусть играют. Я курю теперь хорошие сигареты, а то горло болит от дряни.

* * *

21 ноября 1950 г.

Дорогая Лиличка!

Сегодня уезжаю в Корсаков. Это недалеко, там три концерта. Вернусь и уже пересяду в вагон-салон. Буду ползать по острову и петь разные «точки». Это значит — отцепят вагон на какой-нибудь станции и стоишь весь день. Вокруг никого и ничего. Вечером за мной приходит машина и везет куда-нибудь. Километров за 20 — петь. Потом назад в вагон. Покушал — и спать. А ночью уже подцепят вагон к какому-нибудь поезду и повезут дальше. Утром проснешься — уже другая станция и т. д.

Я буду ездить вагоном дней 10-12. Потом вернусь сюда и… дальше неизвестно. Или на Сев[ерный] Сахалин, или вернусь на материк, т. е. в Хабаровск. Сегодня выпал снег. У меня в номере собачий холод. Был сильный шторм, порвал электрические] провода, и моя гостиница без света, без воды и без отопления. Впрочем, воду уже наладили. Тут много мышей, и они жрут все. Я прячу свою колбасу и хлеб за окном. Они достать не могут. Так они вчера увели мое мыло. Целый кусок! Я закрыл дырки кирпичами, но не помогает. Говорят, японцы здесь прежде разводили крыс. Не знаю, для чего. Вот они и обнаглели. «На периферии», говорят, есть в универмагах чехословацкое] дамское белье, шелковое. Я куплю «на глаз». Просил тебя дать мне свои размеры, а ты не дала. Вот и угадывай!