Дoрoгoй дaльнeю - [22]

— Я вот удивляюсь, — признался Иван. — Мы б могли и сами все сделать, даже за половину того, что вы получаете. И рады были бы. Почему с нами договор не хотят заключать?

Рубен, прищурившись, посмотрел на него и тайну не выдал.

— Ладно, — сказал он, возвращаясь к деловой части разговора. — Заасфальтируем мы тебе двор. Без очереди. Ты даже копейку не будешь платить. Но окажи и мне услугу.

— Какую услугу?

— Деньги надо получить. Не бойся, не в вашей деревне. Даже не в вашем районе. Никто не будет знать… Ты же честный человек? — поинтересовался он. — Получишь, мне отдашь?

— Мне чужие не нужны.

— Ну, верю, честный. Это у тебя на портрете видно… Дай мне свой паспорт. Я на тебя получку выпишу.

— А че на своих не выписываешь?

— Через чур выходит, заинтересуются. Комиссия, момиссия… у вас чужие деньги любят считать.

Иван, соблазнившись на бесплатный асфальт, съездил в соседний район и получил по ведомости деньги. Действительно много. Очень много. Две таких получки — и можно новую машину покупать. Но, как и обещал, отдал Рубену. Бригадир его в той поездке сопровождал. Домой ехали на такси. По дороге заскочили в городской магазин, и Рубен набрал полную сумку всяких яств. И армянского коньяка в той хате, которую снимали южные братья, выпили. Иван заторопился домой.

— На, — сказал ему Рубен, передавая сумку с яствами (копчености, икра в баночках, дорогие конфеты). — Семью покормишь. Скажи, подарок от дяди Рубика.

Он вышел провожать на крыльцо и, наедине, разоткровеннившись, выдал свою тайну.

— Ты умный человек, но глупый совсем, — сказал он. — Вот слушай, как мы делаем. Я захожу к начальнику. Говорю с ним один на один. Он говорит: смета такая. А я ему говорю: делай смету в два раза больше. Половина денег тебе пойдет, половина мне. И не было еще начальника, который не согласился бы.

— Ну, а если я зайду с таким же предложением к начальнику?

— Он же не самоубивец. Ты — русский, напьешься и всем начнешь хвастать, какие большие деньги получил.

Рубен сдержал свое слово, армяне классно двор заасфальтировали. До сих пор — ровный и гладкий. Оно понятно, старались армянские крестьяне, в поте лица работали. А разговоров-то сколько про них было. Даже, помнится, весной старики после их приезда по-юннатски оживлялись: «Грачи прилетели». А деревенские девки, которым не хватало местных женихов, к зиме ходили обрюхаченные и деловитые, как квочки. Да и сейчас в клубе можно встретить чернявых, горбоносых парней с русскими именами. Первая красавица в деревне, черноглазая Оксана, удачно сочетавшая в себе лучшее от мамки и папки, в позапрошлом году отметила свое четырнадцатилетие и подалась на какой-то конкурс красоты. Про нее долго не было слышно, но теперь, говорят, всплыла где-то в Японии и пользуется большим успехом у тамошних ценителей прекрасного. Стоп! Из головы вылетело! Кате через две недели будет четырнадцать. И тоже не дурна собой. Попросила денег на фотографию для паспорта. А вдруг она в паспорте Анжелкой запишется? И куда-нибудь подастся. Не в Японию, так в этот самый, Манхеттен, в котором хочет делиться секретами с какой-то оторвой. Господи, спаси и помилуй!..

Вот он, этот незаасфальтированный участок. Как бы в придорожную канаву не съехать. Там и утонуть можно. Костя заранее напрягся и сморщился. Выругался по-итальянски:

— О, мама мия… И когда эту кишку заасфальтируют!

— Наверно, когда армяне опять к нам присоединятся, — выдал Иван.

В те, уже дальние годы, в связи с событиями тогдашних лет, раздором и войной, армяне срочно снялись, бросили свой заводик и больше не появлялись. Сейчас они в другой стране обитают. И вряд ли у них есть там что асфальтировать. Страна маленькая; наверно, всю Армению в два слоя покрыли, асфальтом и спермой.

— А че ж мы сами-то? — продолжал ворчать Костя, крутя баранку.

— А то ты не знаешь. Денег нету, а асфальт нынче дорогой, — Иван не смотря на непроходящее напряжение нашел в себе силы хохотнуть. — Разве если начать всей деревней федеральную трассу долбить.

Эту идею однажды выдал рационализатор Паша Тютюнник, уверяя, что федеральную трассу-то найдут чем залатать. Но никто не поддержал его почин. Многие посчитали — шутит. Да и ведь опасно. Гаишники днем и ночью караулят. Иван опять припомнил свою поездку в город; ехали мимо асфальтного завода, суперсовременного, купленного в Италии — это всем было известно, но его трубы не дымили. Понятно, почему: дорого, никто не заказывает. Оставалось только вздохнуть: «Эх, такие бабки отвалили, а все без толку». Впрочем, и это было понятно: значит, кому-то выгодно было этот сверхмодерновый завод приобрести.

Припомнился «менеджер» прошлых времен, горбоносый Рубен в вельветовом пальто. Тогда еще не знали таких слов — коррупция, откат, но сейчас-то Иван просвещенный и может заключить: в этом грехе и он замешен. Даже, можно сказать, пионер, один из первых коррупционеров. Пособник, по крайней мере. А ведь свой «откат», сумку с деликатесами он тогда до дому не донес. Походил мимо свалки, на которой сейчас гнили останки его «Москвича», и, вдруг осерчав, забросил сумку на кучу. Взлетела, напугавшись, стая ворон. Однако постоял, подумал и опять взял сумку. Не гоже такому добру пропадать. Завернул к неким Марфиным, которые жили еще хуже Тютюнника и оставил сумку на их крыльце. Было уже темно. Никто не заметил.