Дoрoгoй дaльнeю - [10]

— Чем, говоришь, врезал?

— Кулаком, чем же еще, — Иван сжал пальцы в кулак и, между прутьями изгороди, подсунул бывшему уголовнику под нос.

— Ты это убери, — Мызин отодвинулся. — И так вижу, что твоими рычагами только кирпичи молотить… Значит, ни кастета, ничего такого у тебя с собой не было?

— Какого кастета? Ты че буровишь?

— Ладно, проехали.

— Что они там могут… намотать?

— Ты вот что скажи, я не понял. Кто-нибудь видел, как ты тому фраеру примочил? Свидетели были?

— Шатались там малолетние шалашовки, милиция откуда ни возьмись… Да я и не скрывал ничего!

— Свалял дурочку. Тут всегда надо так: я, мол, не я и хата не моя. В худшем случае на самооборону сваливать.

— Э, да не хотелось мне врать!

— Тогда не знаю. Тогда сухари суши. Загремишь лет на пять, как твой однофамилец.

— Какой однофамилец?

— Ну, Ходорковский, олигарх. Может, на соседних нарах припухать будете. Не западло? — с насмешкой спросил бывший уголовник.

Иван пожалел, что разоткровенничался с ним. И не глядя на него, хмуро предупредил, чтобы тот молчал. Может, все еще обойдется, так незачем, чтобы наперед в деревне болтали. Мызин равнодушно пожал плечами: моё дело — сторона. А что правда, то правда: ни врать, ни лукавить не хотелось. И того барбоса жалко не было. Подвернулся же под горячую руку! Можно бы и в город съездить, узнать, как и что, в больницу зайти с передачкой (если он до сих пор в больнице). Постараться как-нибудь уладить, пусть откупиться, зарезав еще одного кабанчика… Нет, решительно не хотелось! Хотя — как подумаешь, что впереди ждет… Галка рано или поздно узнает. Детишек жалко. Особенно младшего, Ванятку. Загребут — и останутся без отца, без хозяина.

7. Секс с телевизионной львицей

Наш коррпост выезжал в ЗАО «Колосок». Напомним, здесь трудится один из претендентов на суперприз Иван Ходорков. Мы встретились с комбайнером в поле. Для интервью он выделил нам время обеденного перерыва. Оно и понятно. Идут самые горячие дни битвы за урожай. Сначала герой жатвы высказался насчет качества привезенной ему еды.

— Каша хороша. Постарались девчата, не пожалели масла. А вот виноградный сок мне не понравился. Сладкий чересчур.

— Как вы добились таких успехов?

— Так подготовился хорошо, — ответил номинант. — Движок перебрал, ремни подтянул, подшипники смазал. Вот и молочу с минимальными потерями, без остановок на ремонт. А в чем-то, может, и везет.

Сразу за той злополучной поездкой в город зарядили дожди, и почти всю неделю механизаторы отдыхали. Днями Иван делал текущий ремонт своему «железному коню», а по вечерам валялся на диване, смотрел телевизор в общей комнате, которую и гостиной незазорно назвать. Хороший дом построил когда-то колхоз, хоть в этом память добрую оставил. Хотя… колхоз ли? На самом-то деле деньги давало государство. И потом долги списывало. Но сейчас государство им помогать не имеет права. Это запрещено какой-то всемирной организацией спекулянтов. Иначе они тут, в «Колоске», будут производить очень дешевые продукты и подорвут благосостояние других стран. Впрочем, он в этом слабо разбирается. Это ему Еленка объясняла. А сейчас и младшая, Катя, упорно грызет гранит науки. Сидит в своей комнатке, читает, пишет.

В эти бездеятельные дни Иван весь занудился. Иногда заходил к нему в гости Пашка Тютюнник, но Галина, боясь, что Пашка соблазнит мужа на выпивку, тотчас находила Ивану какую-нибудь «срочную» работу. А так он обычно валялся на диване, телевизор смотрел. А то вдруг решил свежие газеты почитать, с объявлениями ознакомиться. Если язвенный Овечкин или его дублер не уступит, то надо будет подержанное авто покупать.

В «гостиной» газет не обнаружил и хотел позвать дочь, чтобы нашла и подала. Однако передумал и зашел в её комнату сам — заинтересовался, чем ребенок занимается. Давно уже не общался. Катя сидела за письменным столом. Только никакой она не ребенок. С удивлением отметил он, что вырос уже ребенок, и перед ним — девушка.

— Занимаешься?

— Ага.

— Наверно, тоже в экономисты хочешь податься, как Лена?

— Нет, папа, я — в журналисты.

Час от часу не легче. Нет, чтобы дочка о чем-нибудь доступном мечтала. Например, воспитательницей в ясли. Иван заметил на столе аккуратной стопкой сложенные газеты.

— То-то все газетки, я вижу, прибрала.

— Выписываю для себя кое-что. Дайджест называется.

— И что же ты выписываешь?

— Ну, все про нашу деревню, про наших людей. И, конечно, про тебя, папа. И про то, что тебе интересно, тоже выписываю. Про автомобили не пропускаю. Про спорт. Ты же, папа, тоже раньше спортсменом был. Я в нашем сельском музее твои фотографии видела. Ты там в футбольной команде стоишь, трусы до колен, — она засмеялась.

— Да, играл когда-то за колхоз, — не без гордости откликнулся он. — На районной спартакиаде участвовал.

— А на другом фото ты боксируешь.

«Я и сейчас боксирую», — тоскливо подумал он.

— А можно мне посмотреть твои дайжесты?

— Пожалуйста, — Катя, правда, маленько замялась, но все же передала ему тетрадь.

— Ты сама додумалась до этого? — спросил он, перелистывая страницы.

— Мне учителка посоветовала. Для улучшения грамотности. Когда читаешь, в зрительной памяти остается, а когда пишешь — еще и в осязательной. И книг я читаю много, не как другие. Всю классику проштудировала. У тебя, папа, очень много схожего с Башмачкиным. Тебе, как и ему, крупно не повезло.