Дороги судеб - [153]

– Ориентиры позиций помнишь? – Наемнику явно были приятны мои слова.

Лесть – она вообще штука такая, полезная. Один из моих наставников в академии часто повторял: «Тщеславие – это самый полезный человеческий порок, главное знать, как его использовать в своих целях».

– А как же. – Я протянул ему руку для пожатия, а потом, усмехнувшись, стукнулся с ним плечом, вызвав улыбки у «волчат». Им явно было приятно.

Позиции Наемник выбрал отлично, не зря он два дня тут по кустам ползал. Из небольшой ямки под кустами, которую нам на пользу сотворила сама матушка-природа, открывался отличный вид на поляну, залитую пламенем костров. Если бы в прошлый раз повнимательней осмотрелись, то наблюдали бы действо с куда более удобной позиции.

– Хорошо, – еле слышно прогудел Азиз, раскладывая сошки пулемета и пристраивая его между ветвей кустарника. – Все видно, стрелять удобно будет. Хорошо.

Я пристроился рядом с ним – прикрыть, если что. Настя отстала от нас чуть раньше и начала карабкаться на раскидистый дуб, который ей присмотрел Наемник, остальные тоже расползлись по кустам, но поодиночке, чтобы огонь велся с разных секторов.

Дело шло к жертвоприношению – громкость песни возрастала, женщины уже раскачивались в такт, подняв руки и помахивая ими в воздухе. Скоро, стало быть, и темп ее изменится, насколько я помню, в прошлый раз все происходило именно так.

А вон и функционеры секты, на той стороне поляны стоят, смеются, все четверо. У одного, кстати, на плече до боли знакомый ствол болтается, у меня в руках сейчас такой же. Либо сам ходил к нам в гости, либо забрал его у того, кто к нам наведался. Ну, падла, я тебя первого положу. Насколько я помню, именно они распластывали детей на жертвенном камне, так что как цель они будут вполне доступны.

Да и остальные гоблины стоят и сидят кучно и неподалеку, так что Азизу даже делать ничего не надо будет, только на курок нажать. Вон он как плотоядно улыбается, на них глядя.

Тем временем пение становилось все громче, и на самом деле начал убыстряться темп: стало быть, дело шло к развязке. Ну и хорошо, на земле долго пузом лежать не придется, не отморожу себе ничего.

К женским голосам добавились мужские, люди больше напоминали зомби – глаза пустые, рты разинуты, движутся как сомнамбулы. Нет, все-таки иногда я всерьез убеждаюсь в том, что животные в ряде моментов совершенней людей, по крайней мере, вот так себя одурманивать они точно не дадут. А уж радоваться смерти себе подобных – и вовсе исключено. Эти же вон торжествуют и предвкушают. Хотя и я предвкушаю, и тоже смерть себе подобных. Вот такой вот парадокс.

– Время жертвы! – Пока я думал, песня оборвалась, как и в прошлый раз, внезапно. – Время жертвы! Великий отец наш сегодня явит нам свой лик! Великий Речной Зверь голоден, дадим же ему пищи!

Нет, ну до чего слаженно это все звучит. И как мощно, что, правда, неудивительно. Сотня с лишним глоток, еще бы!

Рядом со мной лязгнул затвор пулемета, Азиз явно ждал этого момента, чтобы голоса заглушили металлический звук. Непонятно, правда, чего в лесу не взвел. Хотя, он так бережет свою «детку», что мучить пружину не будет.

Полог шатра колыхнулся, и довольный жрец появился перед своей паствой. Видать, народ-то замучил его за это время: «когда?» да «когда?». А сейчас детишек в воду покидает – и все, живи спокойно.

Как видно, так он и думал, судя по улыбке. Он явно был в приподнятом настроении, и это хорошо. Человек должен воспринимать крушение своего мира в приподнятом настроении, чтобы хоть как-то смириться с его потерей, да к тому же ему еще в тюрьму лезть, я его до прихода Голда там законсервирую. Ну если он уцелеет, конечно.

Жизнь в тюрьме, к слову, уже затеплилась – Перстень с Амиго привели накануне в крепость первый поток лесных жителей, в том числе и пятерых отморозков. В ту же ночь и отправили этих пятерых в янтарь, как мух. Не знаю уж, заметил это народ, не заметил, в любом случае вопросов никаких не последовало. Да и кому спрашивать? Те, кто у нас не первый день живут, знают, что просто так ничего не делается. Новенькие же больше о себе думают, а о ближнем своем – не слишком. Да и лиц заключенных в желтизне янтаря не видно, так, мутные фигуры различить можно, и все.

А Фрэн и главного гаденыша среди пришедших не оказалось. Досадно.

– Время жертвы! – неожиданно басовито гаркнул жрец, раскинув руки в стороны. – Сегодня наш повелитель будет доволен, сегодня мы накормим его досыта, он получит сладкое мясо греха, мясо детей!

– Аой! – завыла толпа. – Аллилуйя! Мясо нашему властелину, пусть он будет сыт!

– Да! – Великий жрец поднял руки. – Да! Это великая ночь, ночь, когда Великий Речной Зверь предстанет пред нами, его детьми! Его слугами! Его рабами!

– А-а-а, о-о-о, – ожидаемо затянули сектанты знакомую нам мелодию. – А-а-а, о-о-о!

Я угадал: первой речному фантому решили отдать Аллочку, как видно, за излишнюю строптивость. Ну и за отменное знание ненормативной лексики: матюки, которыми она осыпала странное существо с отвисшими грудями, тащившее ее за собой, донеслись даже до нас. Они даже вой толпы перекрыли!

Впрочем, как видно, великий жрец счел, что его зверюшка изрядно проголодалась, и вторая рука бабищи цепко держала лапку мальчугана, одного из тех, кого мы вывели с поляны. Он держался спокойно, хотя несомненно был напуган. Ночь, вой, костры, жуткое создание из кошмарных снов, которое тебя куда-то тащит… Если бы со мной в его годы случилось подобное, я бы шорты свои намочил и ревел бы, честное слово. А этот – молодец. Хоть и потряхивает его от страха, ни слезинки не проронил.