Дороги шли через войну - [55]

Малочисленная группа младшего лейтенанта Богомолова с трудом удерживала занимаемую позицию. Зимний день опускался над лесом, стал сереть, но видно было еще хорошо. Гитлеровцы перед окопами что-то притихли, и это не предвещало ничего хорошего. И тут в окоп Богомолова спрыгнул младший сержант Медведев.

— Товарищ младший лейтенант, — передал он, — командир батареи приказал отходить, соединиться с главными силами батареи.

Богомолов приподнялся над окопом и подал команду:

— Отходим к своим! Короткими перебежками справа и слева — по одному! Я прикрою отход огнем…

— И я с вами. Вместе будем прикрывать отход, — сказал Медведев.

— Возвращайтесь назад, — возразил Богомолов младшему сержанту.

— Сейчас, сейчас, — недовольно говорил Медведев, а сам прыгнул в соседний окоп и приготовился к бою.

На позиции остались двое: младший лейтенант медицинской службы Богомолов и младший сержант Медведев. Они занимали окопы, удаленные друг от друга на десять — двенадцать метров.

— Анатолий! Смотри слева! — крикнул Богомолов младшему сержанту.

— Вижу! Сейчас я их, гадов, встречу…

И тут же из окопа Медведева раздалась автоматная очередь. Гитлеровцы залегли, открыли по окопу огонь. Били плотно, прицельно, с близкого расстояния. Богомолов видел, как младший сержант выпустил из рук автомат и стал медленно оседать на дно окопа… Пригибая голову, военфельдшер по ходу сообщения бросился к Медведеву. Тот был жив. Вражеская пуля разорвала ему плечо.

Медведев пришел в себя, потянулся за автоматом.

— Они думают, я готов… Врете! У меня еще правая рука цела, — проговорил он.

Из окопа Медведева неслась в адрес фашистов злобная брань. «Видать, от боли он их так», — подумал Богомолов, а вслух сказал:

— Анатолий, сейчас я перевяжу рану, и ползи на батарею. Сможешь?

Фельдшер расстегнул полушубок Медведева, осторожно вынул из рукава левую руку, разрезал ножницами рукав гимнастерки, наложил жгут у плеча. Все это Богомолов проделал быстро, четко, натренированно. Потом он вскрыл индивидуальный пакет и наложил повязку на рану.

— Можешь двигаться? — спросил Богомолов Медведева, помогая ему надеть полушубок.

— А вы как?

— И я с тобой. Пошли…

Сейчас Богомолову трудно вспомнить, как они ползли с Медведевым и как добрались до своих. А тогда, прибыв на высоту, он оказал помощь раненым, переправил их в блиндаж. Он слышал близкие выстрелы, гортанные крики вражеских солдат и понимал, что положение оставшихся на высоте минометчиков еще больше ухудшилось…

За минувшие полчаса Богомолов пережил больше, чем за все прожитые годы. В минуты наивысшего напряжения физических сил, человеческого духа, когда стечение обстоятельств на войне подводит тебя к последней роковой черте, сознание отбирает, высвечивает в памяти такие эпизоды жизни, которыми она, собственно, и измеряется, ценится, красится.

Как бы ни длинна была дорога войны, а никуда не уйдешь от родного дома, от того, с чего начиналось взросление и что его окружало. Никуда не денешь костромские заволжские поля и леса за деревней Ратушино, сельский неповторимый быт с петушиными криками по утрам, пастушечьим рожком и радостным пробуждением на сеновале. Не забудешь звонкое купание и озорные игры мальчишечьей ватаги, поливание огурцов в огороде и летучую — аллюр два креста! — тряску на колхозных лошадях, ведь коней в ночное гоняли только мальчишки…

Деревенские мужики крутили самокрутки, сворачивали прочитанную газету, глубоко затягивались едким дымком и глуховатыми голосами обсуждали прочитанные новости. А новости эти обволакивались не голубоватым табачным дымком, а черными клубами полыхавшего в Европе пожара войны. В деревне все чаще произносились зловещие слова: «фашизм», «гитлеровская Германия»… При этом лица мужиков суровели, а руки сами сжимались в кулаки. А женщины боялись не только говорить, а и думать о войне.

Суровое время торопило молодежь со взрослением, с выбором пути. Летом 1940 года Сергей собрал небольшой самодельный чемодан, простился с семьей, вышел за околицу деревни и стал ждать попутную машину на Кострому. До города добрался в тот же день. Там вчерашний деревенский паренек-семиклассник поступил в фельдшерское училище. Здесь его и застала война, она ускорила учебу. В начале 1943 года Сергей получил диплом фельдшера и повестку в военкомат. Его направили в город Горбатов, что в Горьковской области, на двухмесячные курсы военных медиков, а оттуда — на фронт, в район Вязьмы.

…В липком, знойном воздухе стоял запах горелой солярки и железа. Здесь, у полуразрушенной деревушки Петрикино, младшему лейтенанту медицинской службы Сергею Богомолову предстояло принять свой первый в жизни бой. С санинструктором они накануне оборудовали лежанки для раненых, застелили их соломой. Все оснащение фельдшера умещалось в одном ящике.

На них обрушилась вражеская авиация. «Юнкерсы» пикировали на окопы, как коршуны, отбомбившись, уходили за горизонт, а на смену им наплывала новая волна… Казалось, никто и ничто не сможет уцелеть. В окопах появились раненые, убитые…

Богомолов хорошо помнит самого первого раненого, которого вынес из-под бомбежки. Он был в полубреду. Осколком ему раздробило правую руку. Военфельдшер наложил жгут, остановил кровотечение, перебинтовал рану. Удивительно, но пули, осколки мин, снарядов и бомб, казалось, щадили отважного медика. Там, где жизнь и смерть ходили рядом, где каждая минута могла стать роковой, он оставался невредимым. Правда, однажды после сильной бомбежки Богомолова завалило землей так, что бойцы с трудом откопали «медицину». Чудом не задохнулся, уцелел. И в другой раз судьба смилостивилась над ним. Он полз к истекавшему кровью солдату, и тут совсем близко от него упал снаряд. Думал — конец, а снаряд вспорол землю и… не разорвался. Один случай из тысячи, наверное. Не веря в спасение, Сергей отполз подальше от этого места. Отдышался. Бойцы говорили потом: «В рубашке наш фельдшер родился». Будто и впрямь чья-то милосердная рука отвела от него смерть.