Дороги шли через войну - [52]

Под Вязьмой на его окоп навалился гитлеровский танк. Тихмянову некуда было деваться. Пригнувшись, он видел, как со страшным грохотом на него надвигается громадное чудовище. Потом потемнело в глазах, словно в окопе наступила ночь. Средь солнечного дня на бойца с грохотом обрушилась тьма… Это ошеломило его, он упал на дно окопа, прижался всем телом к матушке-земле. Сердце колотилось, чуть не выскакивало из груди. Сжавшись в комок, солдат лежал на дне окопа, пока танк утюжил его сверху, засыпая землей. А когда железная громадина, смяв окоп, двинулась дальше, Тихмянов выбрался из земляного плена, схватил приготовленную бутылку с горючей смесью, поднялся во весь рост и бросил ее в уходящий танк.

Он вложил в бросок всю силу ненависти к фашистам, всю свою ярость. На железной корме вспыхнуло пламя, а через несколько секунд раздался взрыв. Танк остановился, из него повалил черный дым. Тихмянову стало жарко. Еще не пришедший в себя после всего, что он видел и что произошло, что сделал сам, оглушенный, засыпанный землей, он вышел из разрушенного окопа и, шатаясь, пошел к своим. Боец-пехотинец чувствовал, что с ним что-то произошло, от чего он стал и старше, и мужественнее, и злее. Тогда он не мог видеть, что в его волосах появилась белая прядь…

Под Москвой, в районе Серпухова, Леонид Тихмянов косил фашистов из станкового пулемета. Побывало в его руках и противотанковое ружье, а теперь он — властелин тяжелых минометов. Минометчиком и офицером стал в сорок третьем после ускоренного обучения в военном училище.

Разные мысли одолевали старшего лейтенанта Тихмянова по пути в соседнюю батарею. Волоча раненую ногу, опираясь на палку, он шел вперед так же упрямо, как тогда, в детстве, когда нес полную корзину клюквы. Дошел до окопов минометчиков, нашел старшего офицера батареи и передал ему «огни» — данные для стрельбы по вражеским целям, которые были пристреляны его батареей. А в медсанбат Тихмянов пришел уже ночью…

Через месяц старший лейтенант Тихмянов вернулся в батарею. Фельдшер дивизиона Богомолов встретил его радостным восклицанием:

— Вот здорово! С выздоровлением, товарищ комбат!

А когда наобнимались и насмотрелись друг на друга, Богомолов спросил:

— А не рано выписался? Давай посмотрим, что там осталось.

Тихмянов запротестовал:

— Ты что, смеешься? Сейчас при всех сниму штаны и покажу?.. Поверь, Сергей, на слово: рану затянуло, могу бегать.

— Вот и беги к командиру дивизиона. Доложи, что сбежал из медсанбата, не долечив рану. А заодно расскажи, как ты шел в медсанбат, какой крюк дал. Думаю, капитан Бугринов не похвалит тебя…

Богомолов выговаривал Тихмянову по службе, а по дружбе был рад возвращению Леонида. Он каждый день приходил к нему в батарею, спрашивал о здоровье и, улучив момент, когда они оставались в блиндаже вдвоем, сменял ему повязку.

На другой день после праздника, 24 февраля, в 14 часов старшего лейтенанта Тихмянова вызвали в штабную землянку дивизиона. Там был и Богомолов. Капитан Бугринов пригласил Тихмянова к разостланной на столе карте и сказал:

— На плацдарме наша пехота оказалась в тяжелом положении. Вашей батарее ставится задача: занять позицию на плацдарме и во взаимодействии с пехотой не допустить прорыва противника в район восточнее Шарова к нашей переправе.

Тихмянов склонился над картой, уясняя боевую задачу. Он понимал, с какой целью его батарею посылают на плацдарм. Представлял и то, с чем встретятся минометчики на том берегу. А командир дивизиона продолжал:

— Мостом через Черницу воспользоваться нельзя. Саперы его еще не восстановили. Разведчики полка проведут вас на плацдарм. Придется все нести на себе: и минометы, и боеприпасы…

Командир дивизиона дал указания по боевому обеспечению, по организации связи, медицинскому обслуживанию.

— С батареей на плацдарм пойдет фельдшер дивизиона младший лейтенант медицинской службы Богомолов. Надеюсь, возражать не будете?

Тихмянов взглянул на Богомолова. Сергей стоял в сторонке, у стены, против окна. Уличный свет, хоть и слабый, освещал его юное, улыбчивое лицо. Сергею только исполнилось восемнадцать, черты лица его не огрубели, война не исказила их, не погасила улыбку и свет в глазах. Полушубок на Богомолове был расстегнут, под ним на груди виднелся орден Красной Звезды. Тихмянов знал, за что его друг получил орден. В боях под Ельней и Смоленском фельдшер дивизиона вынес с поля боя тридцать тяжелораненых вместе с их оружием.

— Задачу понял, — сказал командир батареи. — Считаю, что Богомолову быть на плацдарме не обязательно. В батарее есть свой санинструктор.

Свежий румянец залил лицо Богомолова. Слова Тихмянова будто обожгли его. Он дернулся было к столу, но сдержал себя. Только сказал:

— Не ожидал от тебя, Леонид. Командование правильно решило.

— Ну всё, — прервал командир дивизиона. — Приказ обсуждению не подлежит. Младший лейтенант Богомолов пойдет с батареей.

Они вместе вышли из штаба дивизиона. Тихмянов взглянул на Богомолова и примирительно спросил:

— Скажи, Сергей, сам напросился?

— Ну, сам, — признался Сергей. — Не забывай: я еще и комсорг дивизиона, и мое место там. Думаю, что лишним у тебя в батарее не буду. Пригожусь…