Дороги ратные крутые - [36]

— Поддержка атаки будет осуществляться последовательным сосредоточением огня до захвата южного берега Вязовки, — возразил заместитель командира дивизии по артиллерии, полковник, — поэтому интересы танков учитываются и усиливать танковый полк артиллерией не нужно.

Генерал Степаненко с ним согласился, артиллерии полк не получил.

— А штурмовикам ИЛ-2 просим поставить задачу как на подавление целей, расположенных на третьей траншее, так и на уничтожение танков и самоходных орудий. Какая польза нам и пехоте от ударов штурмовиков по целям в глубине, если они не наносят ущерба пехотным батальонам, оказывающим сопротивление нам? — продолжал Ершов.

Представитель командования 6-й воздушной армии доказывал, что целесообразнее использовать штурмовики как ближние бомбардировщики для ударов со средних высот и по целям не ближе двух километров от наших войск, так как со стороны противника усилился зенитный огонь. Против этого возразил генерал Степаненко:

— Под Сталинградом штурмовики штурмуют, поражая танки, артиллерию и пехоту неуправляемыми снарядами и огнем пушек, а у нас — только бомбят. Так не пойдет. У вас в воздушной армии есть бомбардировщики Пе-2, пусть они и бомбят.

Несмотря на несогласие комдива, авиаторы, в конце концов, сделали по-своему.

С командиром 86-го гвардейского стрелкового полка майором Шурко, как и с командирами стрелковых батальонов, почти все вопросы взаимодействия были решены без затруднений. Наступление каждого из двух батальонов первого эшелона поддерживалось одной танковой ротой Т-34, а рота легких танков составляла второй эшелон; четыре ее танка назначались для продвижения за средними танками как орудия сопровождения. Не удалось добиться выделения в батальонах радиостанций для связи с танковыми ротами. Не согласились с нашей просьбой и о том, чтобы десант следовал на танках второго эшелона. В танках командиров рот Т-34 было решено разместить начальников разведки дивизионов, поддерживавших стрелковые батальоны.

На исходных позициях состоялись комсомольские собрания. Я был на собрании в 1-й танковой роте, в организации наступления которой, с левофланговым стрелковым батальоном, участвовал. Главной мыслью, проходившей через доклад командира роты и выступления комсомольцев, было беспокойство за то, как тут, под Старой Руссой, вернуть долг воинам-сталинградцам, окруживших крупную группировку врага.

Вслед за тем Ершов, Коллеров и я вручили посылки от трудящихся, почти исключительно от женщин. В посылках были изготовленные их руками варежки, теплые носки, шарфы, носовые платочки и даже кисеты — традиционно девичьи подарки любимым. У посылок был один адрес «На фронт, воину», а в записках — призыв: поскорее изгнать фашистов с родной земли.

Ночевал с экипажами в шалаше из танкового брезента, с костром при входе. Втиснулся в него вместе с младшим лейтенантом, командиром танка, и усатым старшиной, механиком-водителем, когда другие уже спали.

— Так что ты хотел сказать о фельдшере? — тихо спросил командир танка старшину, видимо, продолжая ранее начатый разговор.

— Да то, что душевным человеком оказался. При поездке в полевой госпиталь он договорился с одним раненым, отправляемым в Ярославль, чтобы тот, как полегчает, навестил моих и передал им консервы и сахар из моих пайков. У нас с женой-то дочка пяти лет и сынок — двух. Голодно им.

— А я хотел, было, жениться, но насмотрелся на горе вдов и остановился. — После паузы, с теплотой в голосе, добавил: — Хорошие письма моя девчина шлет. Ждет она меня, но дождется ли?

— Раз ждет, значит дождется. Всех-то нас не перебьют. Вон второй раз уж на нашей земле у фашистской машины забарахлил мотор.

Под впечатлением от вручения посылок и услышанного на меня тоже нахлынули думы. Вот они, горемычные жены фронтовиков, невесты, бабушки шлют нам посылки, а кто им-то и полуголодным детям что-нибудь пришлет? Вот и Лиза: успокаивает в письмах, что у детей и ее все хорошо и, словно о мелочи сообщает, что стала донором. Наслышавшись о базарных ценах на хлеб, молоко, картошку, прикидываю в уме и получается, что моего аттестата хватает ей на полмесяца.

Так из четырех часов, доставшихся для сна, два прошло в тревожных, совсем нефронтовых думах. И все же в эти дни, как никогда с начала войны, думалось, что раз мы наступаем, а враг всюду вынужден обороняться, дело идет к лучшему.

Наступило утро 23-го декабря. Экипажам были сообщены поправки на текущие условия стрельбы. С рассветом началась артподготовка. Грохоту выстрелов вторили разрывы снарядов и мин в стане врага. Отдохнувшие, позавтракавшие танкисты и в белых халатах бойцы десанта взбодрились и быстро освободили танки от маскирующих комьев снега. Морозное, до 20-ти градусов ниже нуля, утро обещало хорошую погоду и видимость. Мы двинулись на своих танках, как было решено, командир за 2-й танковой ротой, а я — за 1-й.

Атака началась достаточно организованно. За танками пошел стрелковый батальон, и артиллерия перенесла огонь в глубину. Танковые взводы, пройдя проходы в минных полях, быстро развернулись в линию и ровно в 10 часов 20 минут атаковали. Тотчас же из ДЗОТов противника, оказавшихся не разрушенными, а также из второй траншеи был открыт сильный пулеметный огонь. Десант, неся потери, спешился. В первой траншее противника и около ее лежали трупы гитлеровцев. Поравнявшись с танком командира роты, крикнул ему: