Дороги ратные крутые - [16]

— Угрозы правому флангу корпуса не вижу. Там прочно стоит кавдивизия.

— К тому же правый фланг корпуса южнее, к западу от Хрущево, — заметил я.

— Вот именно.

Около 19-ти часов зенитная батарея вновь сбила фашистский самолет. Это был «Хенкель-Ш». Один из трех членов экипажа, командир его, обер лейтенант спустился на парашюте и был пленен. Первый пленный фашист, которого я видел; не мог не заметить его надменности и взгляда, полного презрения. А вот наших самолетов, ни истребителей, ни штурмовиков, как и накануне, мы не видели ни одного.

8-го июля я впервые близко увидел настоящий бой.

12-я мотострелковая бригада утром этого дня овладела Хрущевым, а к 15-ти часам захватила большую часть Ивановки. Вслед за ней 59-я бригада восстановила мост через Голую Снову в Хрущеве и переправилась. Стремясь расширить фронт атаки, командование бригады без разведки направило один танковый батальон вброд западнее Ивановки, где 12 «Матильд» засело в пойме. Дальнейшее наступление в направлении Ильиновки, Федоровки полубригадой не сулило успеха, и командир корпуса ввел в бой на этом направлении наш 352-й батальон, отдав приказ непосредственно ему, минуя командира бригады, и не поставив его в известность. Батальон развернулся левее 59-й бригады и совместно с одним из ее батальонов атаковал противника, оборонявшего северную опушку леса и высоту 218,7 юго-восточнее Хрущева. Здесь у фашистов оказались окопанные штурмовые орудия, противотанковые пушки и танки. Сначала оба батальона имели успех, отбросили противника с потерями на полтора километра, но в результате контратаки превосходящего числа танков и мотопехоты при поддержке артиллерии и бомбардировщиков, вынуждены были отойти более чем на километр.

Бой стоил потерь, в 352-м батальоне погиб один из лучших командиров рот старший лейтенант Абрам Васильевич Сокол.

Обо всем этом штабу бригады стало известно около 18-ти часов из донесения комбата, так как из-за удаленности батальона связь по радиостанциям английских танков была потеряна.

— Почему я ничего не знаю! Почему командуют через голову? Кто отвечает за батальон, корпус или бригада? — возмущался командир бригады.

Поостынув, он потребовал:

— Обатуров, начальник разведки, какой там противник?

— Отмечаются части 9-й танковой дивизии. При равенстве по танкам, не считая Т-60, приравниваемых к бронетранспортерам, противник превосходит корпус: по пехоте — более чем в два раза, по артиллерии — в полтора, а в авиации и говорить нечего!

— А П-я танковая дивизия перед 7-м корпусом не выдумана?

— Разведотдел штаба корпуса ссылается на сведения, полученные от 7-го танкового корпуса, — доложил начальник разведки.

— Так как же можно превосходящего противника атаковать не целыми бригадами, а по-батальонно! — досадливо и горячо вопрошал полковник.

Выдержав паузу, я предложил:

— Пока наши батальоны поодиночке не разгромлены, нужно, чтобы в районе 352-го батальона была вся бригада.

— Правильно! Давайте связь с корпусом. Предложение командира бригады было утверждено. И чтобы захватить светлое время для изучения обстановки, с разрешения комбрига мы с начальником разведки отправились в батальон, не ожидая колонну бригады.

Был вечер. Мелкий дождь сделал глинистые подъемы, спуски и подходы к мостам, скользкими, резко снизив скорость движения броневика. Нетерпение напрягло нервы. И лишь около 20-ти часов удалось прибыть к командиру батальона подполковнику Василию Владимировичу Ободовскому. Он показал на местности положение батальона, приданной ему мотострелковой роты и противостоящего противника. И тут с досадой заметил, что если бы несколько наших истребителей помешали бомбардировщикам врага, то не отошли бы.

— А как показали себя наши? — спросил я.

— Храбрость без мастерства. Снарядов выпустили много, а подбили и сожгли два танка и два штурмовых орудия. Мотострелковая рота, наоборот, стреляет мало, а от фашистской пехоты — море огня.

И как бы заканчивая ответ, проговорил:

— Мало учили. Доучивание в бою оборачивается кровью. Недаром говорят: больше пота в учении — меньше крови в сражении.

Артиллерийский и минометный огонь противника не ослабевал. Я впервые попал под него и в дальнейшем пришел к убеждению, что первое его восприятие у каждого свое, субъективно-индивидуальное, и что с накоплением опыта ощущения большинства людей выравниваются. А в тот момент свист и разрывы снарядов и мин как-то не вызывали во мне чувство опасности, не заставляли ни ложиться, ни пригибаться. Больше всего был поглощен стремлением понять, откуда противник ведет огонь: направление приблизительно улавливал, а дальность определить не мог. Восприятие того и другого и степени опасности пришло в последующие дни.

С таким ощущением я следовал за комбатом в мотострелковую роту, а затем к немецкому танку T-IV, подбитому ротой Сокола.

С интересом осмотрели этот танк, который нам был известен по картинкам, а подполковнику Ободовскому — по боям. И потому, что картинка хорошо запомнилась, возникло подозрение.

— Пушка-то значительно длиннее, чем та, которую изображают фотоснимки в разведсводках, — заметил я. — Посмотрите, она выходит за носовую часть танка.