Дороги, которым нет конца - [52]

Я знакомился с исполнителями, менеджерами, продюсерами, агентами и всеми остальными, кто входил в дверь. Я доставал им то, что нужно, когда это было нужно. Я стал известен как мастер на все руки. Я подшивал брюки, настраивал и перетягивал гитары, покупал новые сапоги, если заказ не прибывал вовремя, однажды отдал парню свою рубашку, звонил сиделкам и сообщал, что такая-то певица вернется поздно, бронировал номера в отелях, давал указания, заказывал доставку еды. Много раз я решал проблемы еще до того, как о них становилось известно. Некоторые видные люди в музыкальном бизнесе начали доверять мне. Они давали мне номера своих телефонов и домашние адреса. Они ездили со мной по городу. Оставляли на хранение ценности. Они доверяли мне свои секреты.

Хотя я мог бы использовать общение со звездами для собственной выгоды, я не делал этого. Мне было все равно, — или, по крайней мере, я внушил себе, что мне все равно. Риггс все сильнее подозревал, что когда-то я был кем-то большим, чем наемный помощник, получающий немного больше, чем минимальное жалованье, что когда-то у меня были свои мечты. К его чести, он не стал наводить справки. Он понимал, что мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Чтобы исцелиться. Я сводил свои траты к минимуму и работал с единственной целью: сэкономить достаточно денег, чтобы вернуть долг отцу. А долг был изрядным.

По справедливой цене, новый автомобиль стоил 7500 долларов. Я украл 12 800 долларов. На сегодняшнем рынке такая гитара, как Джимми, могла стоить от 17 000 до 25 000 долларов. Мне нужно было иметь как минимум 37 800 долларов. Я твердил себе, что когда у меня будут такие деньги, я смогу вернуться домой, встретиться с отцом и откупиться от бремени вины, давившего мне на плечи и камнем лежавшего внутри.

Я так и не поведал Риггсу свою историю, но он видел мое нежное отношение к гитарам «Мартин» каждый раз, когда одна из них попадала мне в руки. Я рассказал ему, что когда-то имел бразильскую гитару D-28, которую называл Джимми. Когда он спросил, что с ней случилось, я промолчал. Наверное, он подумал, что я заложил ее и не смог выкупить. Он спросил, узнаю ли я Джимми, если когда-нибудь снова увижу его. Я объяснил, что когда мама подарила Джимми моему отцу, то выгравировала на обратной стороне головки грифа цитату из Книги Руфь, 1:16–17. Убрать гравировку было можно, только если срезать ее или заменить гриф; и то, и другое выглядело маловероятным.

Жизнь в Нэшвилле состояла не только из невзгод и страданий. Было в ней и лучшее, что я знавал до сих пор.

Жизнь в «Раймане».

Когда посетители уходили, когда гасили свет, когда подметали и мыли полы и туалеты, когда отключали звуковую аппаратуру и затихали последние отголоски, я оказывался запертым внутри. Наедине с собственным голосом и одной из самых священных сцен в истории музыки. Хотя некоторые жители Города Музыки полагали, что Нэшвиллская система счисления — это ключ от царства, на самом деле ключом был «Райман». Каждую ночь, хорошую или плохую, я брал взаймы одну из гитар Риггса и изливал сердце в музыке перед пустым залом. В течение двух лет я «выступал» там по шесть или семь раз в неделю. Я искал взглядом Блондина, но тот не показывался. Ни разу. Только крысы знали об этом.

А потом в город приехала Делия Кросс и завоевала мир бурей.

И пламенем.

Глава 22

Делию Кросс обнаружили на конкурсе молодых талантов в Калифорнии. Виды Малибу соответствовали ангельскому голосу и абсолютному слуху. Сочетание, которое встречается один раз на миллион. Ее рекламировали как певицу с голосом в стиле кантри и потенциалом рок-звезды. Это означало, что она могла зарабатывать деньги на нескольких музыкальных рынках, включая мировые турне и многочисленные контракты. Ее сценическое обаяние снискало расположение среди молодежи и пожилых людей наперекор возрасту; ей исполнился двадцать один год. За кулисами распространялись слухи о том, что ее дебютное выступление в «Раймане» будет первой ступенью ее ракетного старта. Ей нужен был только один хит. Песня, которая отличала бы ее от безликой толпы разнообразных поп-звезд.

Слухи о ней ходили в течение последнего года. Их было трудно пропустить мимо ушей. Ее первая личная композиция попала в десятку хитов: легкий для исполнения поп-джингл, регулярно проигрываемый в эфире и демонстрирующий лишь малую часть ее вокального диапазона. В разговорах о ней часто можно было слышать фразы вроде «это только вопрос времени». В последние несколько месяцев она начала появляться в ток-шоу второго ранга и в радиопередачах для водителей, находящихся в пути. Звук ее голоса и образ молодой певицы становились все более знакомыми. Ее бренд стремительно раскручивался.

Каждый раз, когда я слышал ее, то не мог понять, откуда взялась вся эта шумиха. Поймите меня правильно, у нее было все необходимое, но когда я слушал, как она поет, или видел ее глянцевый образ на обложке журнала или на телеэкране, то у меня складывалось впечатление, что тот, кто занимается ее карьерой, пытается запихнуть ее в коробку, слишком тесную для нее. Кто-то взял ее целиком, порубил на мелкие части и попытался собрать их по определенной схеме, доказавшей свою эффективность где-то еще. Я ощущал в ней неизбывную печаль, которую нельзя было скрыть никакой цветомузыкой, соло на электрогитаре или подводкой для глаз.