Дороги. Часть первая. - [42]

Но вот это...

Этим рисковать?

Это уже слишком.

Дэцин не говорил ничего. Смотрел на нее. Ждал. Смотрел и Арнис, и видел, что лицо Ильгет напряглось, что в глазах появилось страдание. Наконец он не выдержал. Погладил ее по голове. Обратился к Дэцину.

— Вы видите, она все-таки еще слабенькая... Давайте, может, потом как-нибудь.

— Ну что вы, Ильгет, — ласково сказал Дэцин, — я ведь не жду от вас ответа сейчас. Сейчас я бы его не принял. Такие решения так просто не принимаются. Я просто дал вам информацию, а вы теперь уже думайте. А еще лучше отдыхайте, лечитесь, набирайтесь сил. А потом придет время, и вы подумаете об этом. У вас еще много времени.

— Я люблю ее, — выдохнул Арнис, опуская голову.

— Ильгет?

— Да.

Отец Маркус помолчал.

— Ты хочешь быть с ней?

— Я знаю, что это невозможно. У нее есть муж. Я хочу, чтобы он умер.

— Так нельзя.

— Я знаю. Он мой враг, он ведь вступил в организацию, созданную сагонами. Но я не поэтому хочу его смерти, а... Думаю, Ильгет было бы легче.

— И тебе.

— И мне, — согласился Арнис.

— Господь не разрешил нам прелюбодеяния, Арнис. Молись, Он даст тебе силы. Это страшный соблазн, тяжелый. Тебе трудно будет. Ильгет тоже. Надо вытерпеть. Муж Ильгет — это тоже твой ближний.

— Как все, кого я убиваю на акциях?

— Да. Но это другое.

— Я знаю.

— Тогда терпи, — сказал отец Маркус. Арнис по-прежнему не смотрел на него.

— И береги Ильгет, — неожиданно добавил священник, — у нее на земле нет никого, кроме тебя. Подумай об этом. О ней. Чтобы ей было хорошо.

— Да только об этом я и думаю.

— Только о ней, Арнис. Не о себе. И в первую очередь — о Боге, и да свершится Его воля во всем. Его, а не наша.

— Да, — прошептал Арнис. Они встали. Отец Маркус прочел разрешительную молитву.

Арнис вышел из исповедальни, приблизился к образу Христа в боковом притворе. Поставил свечку. Постоял на коленях, глядя в светлый и благостный лик.

«Я все понимаю, Господи... я знаю, что крест надо тащить, и я его буду тащить, и если это для меня значит — никогда в жизни не прикоснуться к Ильгет и никогда не назвать ее своей — значит, пусть будет так. Только одного я понять не могу — за что это ЕЙ? Почему ей нельзя быть со мной, ведь ей со мной гораздо лучше. Какой еще крест для нее Ты готовишь? Какое еще страдание? Разве ей уже не достаточно муки и боли?»

Арнис опустил голову. Кулаки яростно сжались. Вдруг он устыдился своих мыслей.

Выходит — защищать Ильгет он готов даже от самого Господа... какая глупость. Неужели Он не лучше знает наши души и жизни? Да и Господь ли взваливает на нас все эти кресты? Разве Его вина, что цивилизация сагонов развилась по пути запрещенной Им магии? Разве Он виноват в том, что делали палачи с Ильгет? Разве Он организовал все в нашем мире именно так? Нет, Он просто дал нам свободу, а организовали себе и муки, и боль — и Ему тоже, между прочим — уже мы сами.

«И есть свобода, и она превыше всех иных даров».

Господи, Тебе я доверяю. В Твои руки отдаю судьбу Ильгет. Я верю, Ты сделаешь как лучше. Арнис вдруг ощутил, что не все так ужасно, и какое-то светлое предчувствие крылом коснулось его души. Он вышел из храма, улыбаясь сам не зная чему.

Это было, когда Ильгет начала немного приходить в себя, сознание ее прояснилось. Она уже не так много спала. Однажды, проснувшись, Ильгет обнаружила возле своей кровати незнакомую женщину.

Высокая, статная, очень красивая и уже в возрасте, с серыми огромными глазами. И казалось, Ильгет где-то уже видела эти глаза, эти благородно и тонко вырезанные черты узкого лица.

Женщина улыбнулась ей. Она говорила через транслятор, висевший на плече цветком, это Ильгет уже знала, видела у спасателей, да и с отцом Маркусом говорила так же, и это ее не смущало.

— Здравствуй, Ильгет. Я мама Арниса.

Ну конечно же! На Арниса она и похожа... то есть он на нее. Мама Арниса заботливо поправила одеяло.

— Ты пить хочешь? Или чего-нибудь?

— Нет, спасибо, — сдавленным голосом сказала Ильгет.

— Меня зовут Белла Кейнс, — сообщила женщина, — можешь называть меня просто Белла. Ничего, что я на «ты» сразу?

— Конечно, ничего.

— Ильгет, ты знаешь, я... мы все очень тебе благодарны. Если бы не ты, погиб бы Арнис. Он у меня теперь единственный сын, мой старший погиб в экспедиции. И какой ценой ты его спасла, знаешь, Ильгет... такое не забывают. Ты знай, что у тебя на Квирине есть дом и семья. Всегда можешь к нам прийти. Хорошо?

— Ага, — Ильгет не знала, куда девать глаза от смущения.

Белла что-то переложила на столике.

— Я тебе цветы принесла, видишь? — она развернула кровать, Ильгет увидела оранжевые веселые лепестки с синей внутренней каймой, целую охапку в вазе на небольшом столике у своей головы.

— Это из нашего сада. Ты знаешь, я вообще биолог, много летала в экспедиции. Но люблю и в саду возиться. Террисы, это со Скабиака, эндемики, но мне их удается и здесь выращивать. Красивые, верно?

— Очень, — искренне сказала Ильгет.

И очень скоро непринужденная болтовня Беллы захватила ее. Как-то перестала ощущаться разница в возрасте. Она рассказывала о себе, и о семье, и о Квирине, и болтала просто так, всякую ерунду и много расспрашивала Ильгет о Ярне. Как там готовят (какой кошмар — каждый день у плиты?!), какие квартиры, какая семья у Ильгет...