Дороги богов - [41]

Меня обдало брызгами крови. В умирающей твари оказалось слишком много сил — несмотря на то что я проткнул ее тело насквозь, плоская змеиная голова врезалась мне в живот, и я отлетел к стене. Тварь забилась на земляном полу в судорогах, колотя хвостом и шипя. В этот миг Ворон выбрался-таки из-под ее дергающихся колец и бросился на змею.

Вдвоем, мечом и ножом, мы добивали ее в меркнущем свете ее гладких колец. Под конец она совсем перестала дергаться — только время от времени последняя дрожь тревожила кровавое месиво, в которое мы превратили змею. Одновременно с ее жизнью погас и свет, и домовина погрузилась во мрак.

— Ворон, — позвал я в темноту, — ты жив?

Мрак отозвался хриплым дыханием. Я потянулся на звук и обхватил Ворона за плечи. Он навалился на меня, тяжело, с присвистом дыша. Мне показалось, что он ранен.

— Ты цел?

— Спасибо, — еле слышно отозвался он. — Ты пришел вовремя…

— Нам надо выбираться отсюда, — сказал я.

Ворон повис у меня на плече, скорее мешая, чем помогая. Приподнявшись, я нашарил развороченное отверстие в потолке, встал и выпростал руку, ощупывая пальцами осыпающиеся земляные склоны.

— Держись, — потормошил я Ворона. — Я вылезу первым и вытащу тебя.

— Не стоит!.. — отозвался было он, но я уже освободился из его объятий и полез вверх.

Мы выползли на вольный воздух и разлеглись на склоне. Ворон полусидел у самого провала, обхватив голову руками, и, покачиваясь, стонал сквозь зубы. Я осторожно потормошил его:

— Что там было?

Мой наставник встрепенулся, словно его снова схватили змеиные кольца.

— Не знаю, — глухо ответил он. — Сначала мне было страшно, но, когда вы меня засыпали, я почему-то успокоился. Даже хотел крикнуть тебе, что не стоит трудиться и оставлять отдушину — я ведь все слышал… Потом вы ушли, и я… Я долго сидел почти в полной темноте, не выпуская тело Мсты из объятий, потом уснул… Проснулся от того, что она схватила меня… Я думал, что умру во сне, но когда почувствовал ее кольца на своей шее, — Ворона передернуло от отвращения, — я захотел жить. Вспомнил про нож в сапоге… Потом пришел ты… Почему ты пришел?

— Я не мог иначе, — ответил я. — Если бы я уехал и бросил тебя наедине с… этой тварью, я бы не смог жить! Это ведь была она? Мста?

— Она, — вздохнул Ворон. — Ведьма, приходившая за моей душой…

Он поднял голову, оглянувшись на меня, и я увидел, что волосы его, еще недавно совсем черные, сейчас поседели.

— Зачем ты это сделал? — спросил Ворон. — Я был осужден на смерть!..

— Несправедливо! — воскликнул я. — Ты должен сам быть хозяином своей судьбы, не доверяя ее богам!.. Если ты был осужден, то их Суд ошибся! И ты должен заставить их признать это!

Глава 6

Лето кончилось, наступила осень с дождями и ожиданием зимы. Нескончаемой вереницей тянулись на юг птицы. Днем и ночью над Ильменем слышались их протяжные клики — журавли, утки, гуси и разная мелочь перелетная прощались с родиной. Перелетая с озера Нево, стаи приостанавливались на берегах Ильменя, как уходящий человек оборачивается на последнем повороте, чтобы еще раз бросить прощальный взгляд на покидаемый родимый очаг. Молодые вспоминали родину и трепетали перед долгой дорогой в светлый Ирий, старики вспоминали труды прошлых перелетов и старались оттянуть неизбежную встречу с тяготами пути.

На берегу, как вдовы, седели березы и роняли листву. Приникла к земле, выцвела отава. Держался только дуб на Перуновом капище, но и он после того, как отгремели последние грозы и заснул долгим зимним сном бог Громовник, как-то притих и поник, как старик, потерявший сыновей. Раненный стрелой Марены, Даждьбог тоже слабел и все с большим трудом поднимался по утрам на небо. Дни становились короче, и у солнца больше не было сил прогреть землю.

Осень была такой, как обычно, словно не было ей дела до людских тревог.

А вести, доходившие еще с лета в Славенск и только что срубленный Новый Город, коему так и не придумали имени до первых заморозков, были одна страшней другой.

Гибель поселка на речке Каменке и заставы рядом была далеко не единственной бедой того лета. Пройдя Невой и погромив по пути прибрежные починки, десятка три, каб не больше, драккары викингов напали на Русь. Не ожидая нападения от торговых гостей, была захвачена Ладога с пригородками. Часть викингов тем временем прошла берегом моря да реками до самого Чудинского озера, напала на Плесков-град и добралась по реке Смолке до богатого стольного Изборска. Оба града бились и, пожженные, пали. Самые отчаянные и ярые до боев и походов поднялись было рекой Свирью до Онего-озера и прошли Вытегрой аж до самого Бело-озера. Но там их ждали белозерцы вместе со своим князем Вадимом, и викинги, встретив достойный отпор, повернули назад.

Князя Будимира в то время не было в Ладоге — накануне он ушел в поход против двухродного брата своего Вадима Белозерского. До Будимира дошли слухи об усилении Вадима, женившего меньшого брата на дочери одного из мерянских князей. Под его руку вставали все окрестные племена, и Будимир не мог стерпеть усиления соперника — еще помнились усобицы сыновей князя Гостомысла, и его внуки не хотели забывать старого. Будимир прошел уж более половины пути, когда его нагнал на шатающейся лошади гонец со злою вестью о захвате Ладоги и гибели в бою младших братьев князя.