Дороги богов - [40]

Куда ехать, я не имел представления. Кажется, Ворон говорил, что, если ты стал на Дорогу богов, то рано или поздно они сами найдут тебя, когда решат, что ты им нужен. Поэтому я ехал, куда глядели глаза моего коня. Серый отлично понимал, что его новый хозяин в седле держится плохо, и не спешил прибавлять шаг, бредя размеренно и спокойно. Я покачивался в седле и отчаянно думал.

Мне было страшно. На моих глазах произошло нечто невероятное. Ворон, единственный человек, кроме Ольгерда-скальда, кто был добр ко мне, умер из-за любви к странной женщине, в облике которой мне сейчас чудилось нечто зловещее. Я вспоминал ее лихорадочный румянец, блеск ее глаз и ту странную торжествующую улыбку, мелькнувшую на ее губах, когда Ворон подтвердил свою клятву уйти из жизни следом за нею. Уйти, хотя больше всего на свете он хотел жить… И сейчас он, наверное, еще был жив там, в темноте, наедине с…

Не знаю, что заставило меня поступить именно так, но я остановил Серка и, развернувшись, поскакал обратно. Я не игрушка в руках богов и не хочу, чтобы они играли нашими жизнями, как дети камешками.

Я спешил изо всех сил, но все же поспел к могильному кургану в самую полночь. Подъезжая, я заметил — а может, это сыграло со мной злую шутку воображение, — что над свежей могилой поднимался мертвенный голубоватый свет.

Серко заупрямился, осаживаясь на задние ноги, захрапел, пытаясь сбросить меня, когда я захотел на нем въехать на курган. Я не стал спорить с конем — было не до того. Я спешился и оставил его, бегом бросившись на свет.

Бледное сияние вырывалось из расщелины, которую я накануне упросил оставить во время обряда погребения. Не прислушиваясь, я тем не менее уловил странный звук, идущий изнутри, — словно там с шуршанием ворочалось какое-то огромное тело. Возможно, Ворон одумался, прозрел во мраке и решил исправить ошибку?

Обнажив меч, я с маху вонзил его в землю, увеличивая отверстие.

Не успев слежаться, насыпь подавалась легко — ее можно было разрывать руками. Привстав на колени, я лихорадочно работал мечом, и внутри у меня что-то радостно хрустнуло, когда Меч Локи стукнулся в бревенчатый настил. Там два бревна были пригнаны друг другу неплотно, оставляя щель. Человеку сквозь нее не протиснуться, но если расшатать их…

— Я здесь, Ворон! Потерпи! — крикнул я, желая ободрить своего друга. В ответ неожиданно раздался стон и… злобное шипение?!

Свет из расширившегося отверстия усилился настолько, что я мог бы в его сиянии разглядеть, что происходит внутри. Там действительно что-то шевелилось, но мне было не до того. Стиснув зубы, надрываясь, я расчистил настил сбоку от засыпавшей его земли и, собрав все силы, рванул на себя одно бревно.

Свет чуть не ослепил меня. Вместе с ним наружу вырвались звуки отчаянной борьбы и странный резкий запах — гниющей плоти и какого-то зверя.

— А ну, кто тут! — закричал я, замахиваясь мечом.

Меч Локи словно только и ждал мига показать себя в настоящем деле. Мой яростный размах пришелся наполовину в пустоту, но все же вторая половина его обрушилась на края настила. Щепки брызнули в разные стороны, и я, не удержавшись, полетел вниз.

Не успел я упасть, как меня ударило что-то живое и сильное, так что я отлетел к стене и рухнул на горшки с последним угощением, подавив их. Но в следующий миг я оказался на ногах, пригнувшись и готовый к бою.

То, что я увидел, заставило меня замереть на месте с разинутым ртом. Свет исходил от длинного тела огромной змеи, которая, яростно шипя, душила в своих объятиях моего наставника. Ворон отбивался от нее ножом. На теле змеи уже было заметно несколько длинных косых царапин, но она была слишком сильна, чтобы эти ранки могли повредить ей. На моих глазах она подмяла Ворона под себя. Несколько колец ее уже обвили его тело, прижав к нему левую руку. Он нанес ей еще один удар, располосовав бок, — и в тот же миг змея, отпустив его ноги, поймала правую руку хвостом.

Я свалился в этот миг — хвост, рванувшийся поймать руку Ворона, отшвырнул меня вбок. Когда я вскочил, змея уже праздновала победу — подняв голову, она начала медленно сжимать кольца, дробя своей жертве кости.

— Отпусти его! — закричал я и, пригнувшись в тесноте домовины, рубанул ее мечом.

Змея закричала — это был именно крик, а не шипение. Так кричит женщина в ярости. Боясь повредить Ворону, я ударил слишком слабо, но все же тиски ее колец ослабли. На белом лоснящемся теле появилась глубокая рана, из которой хлынула кровь.

Плоская голова змеи повернулась в мою сторону — свет золотистых глаз заставил меня оцепенеть.

— Он мой! — послышалось хриплое шипение, и оно разрушило чары.

Все еще держа меч двумя руками, я ткнул им в горло змеи. Она успела увернуться, но я все же задел ее, полосой снимая мясо с бока.

— Олав! Голову! — послышался голос Ворона.

Я заметил его — он старался выползти из-под отчаянно извивающихся колец змеи. Она все еще сжимала свою добычу в смертельных объятиях, но сила ее колец уже ослабла.

— Пригнись!

Припав на колени — по-иному тут было нельзя, — я размахнулся последний раз. Шипящая тварь устремилась на меня, но Меч Локи, словно зажив своей жизнью, описал дугу и со зловещим хрустом вонзился в змеиное тело.