Дорогая миссис Бёрд… - [79]

– ЛОРД ОВЕРБРУК, Я НАСТАИВАЮ НА…

– СПАСИБО, Генриетта, – рявкнул тот в ответ. – Миссис Бёрд, со слухом у меня все в порядке. Что там было насчет непатриотичных писем? Я бы так не сказал. Я показал их своей супруге, и она была тронута. Меня же весьма позабавила фраза «Гитлер обманщик и болван».

– ПОЛИ… тика, Лорд Овербрук, – выдавила миссис Бёрд, вспомнив о хорошем слухе лорда. – И где? В «Женском Дне»! Это же прямой путь к большевизму!

– Если до него дойдет, – пробормотал мистер Коллинз, – то «Горшочку на плите» несдобровать, и будет в нем одна капуста.

Лорд Овербрук порядком устал от пререканий.

– Фраза, употребленная мисс Лейк, очень точно характеризует этого безумца. А теперь помолчите немного. Это касается всех.

Лицо миссис Бёрд приобрело багрово-фиолетовый оттенок. Казалось, ее вот-вот хватит удар.

Все притихли. Лорд Овербрук, немного поразмыслив, прищелкнул языком и заговорил вновь:

– Глубоко сожалею, мисс Лейк, но учитывая тот факт, что… Господи, да что там такое в приемной?

Мы взглянули на дверь. Из-за нее доносился голос молоденькой, но непробиваемой секретарши председателя, мисс Джексон, настаивавшей, что «лорд сейчас никого не принимает».

– Никак нельзя, – твердила она.

– Мне очень жаль, но… – возразил женский голос, и дверь кабинета распахнулась.

– Что там еще? – лорд Овербрук еле сдерживался, чтобы не сорваться.

– Подождите! – закричала я. И еле слышно добавила: – Пожалуйста…

Там, в дверях, бледная, изможденная, с багровым шрамом на лбу, тяжело опершись на трость, стояла Банти.

А рядом с ней, из последних сил придерживая тяжелую дверь и стараясь не выронить тяжеленный мешок с письмами, мужественно стоял до смерти перепуганный Кларенс.

Ноги не слушались меня, но мистер Коллинз подбежал к Банти, подав ей руку, и та медленно подошла к нам, опираясь на него.

Банти могла ходить! Она была жива и здорова!

Банти пришла.

Я не знала, плакать мне или смеяться, и издала какой-то странный полувсхлип, полусмешок. Просто увидеть ее было для меня огромной радостью.

Было совершенно неясно, зачем она здесь, но меня это не заботило. Неважно, что сейчас я лишусь работы и вся моя жизнь перевернется. Банти выкарабкалась и была здесь, и можно было поговорить с ней. Внезапно мне стало страшно. Столько нужно было ей объяснить! Я не могла просто так подойти и попросить прощения. Вдруг она пришла по какой-то неизвестной мне причине, совсем не из-за меня?

Вдруг она все так же меня ненавидит, и все мои извинения будут напрасны?

– Привет, Эм, – сказала Банти, и чудесная улыбка озарила ее исхудавшее лицо.

Несмотря на то, что она едва стояла на ногах, я оттеснила лорда и крепко-крепко обняла ее.

– Банти, прости меня, – прошептала я, чувствуя, каким тщедушным стало ее тело. – Я так виновата. Прости меня!

– Все хорошо, – ответила она, – не переживай, уже все хорошо.

– Соизволит ли кто-либо объяснить мне, что здесь происходит, или мисс Джексон вызвать охрану, чтобы вас всех выпроводили?

Терпение лорда Овербрука наконец иссякло.

Банти, мягко отстранив меня и чарующе улыбаясь, представилась:

– Лорд Овербрук, приношу вам свои извинения за столь бесцеремонный визит. Меня зовут Мэриголд Тэвисток, и это я написала письмо, напечатанное в последнем номере журнала. То, на которое ответила Эммелина, – уточнила она. – А это Кларенс, я встретила его внизу.

Председатель совета, недоумевая, уставился на нее, не в силах понять, кто они такие и что им от него нужно.

Разинув рот, я тоже смотрела на Банти во все глаза.

– Кларенс принес мешок, полный писем, сэр. Все они присланы в редакцию «Женского Дня». Читателям понравился ответ Эмми на, эммм… на мое письмо.

– Так точно, сэр, – прекрасным баритоном уэльского шахтера подтвердил Кларенс ко всеобщему изумлению – и к его собственному.

Потрясенный своим новым голосом, он не стал рисковать и с достоинством замолчал, глядя в одну точку.

Лорд Овербрук сейчас был похож на того, кто случайно попал на выставку современного искусства и не имел ни малейшего понятия, что здесь происходит. Он подозрительно прищурился. Миссис Бёрд, сперва лишившаяся дара речи, побагровела, беспорядочно перебирая подол черного платья, словно огромная ворона, что вот-вот снесет яйцо.

– Как получилось, что письмо получило такой отклик? – недоумевал лорд Овербрук. – У журнала крошечный тираж. Я слышал про рост числа подписчиков, да, да, но не до такой же степени?

Мистер Коллинз переступил с ноги на ногу.

– Я, эээ…

– А вы что натворили, Коллинз?

– Я, сэр, упомянул об этом письме в журналистских кругах, – лицо его торжественно сияло, – разумеется, не в «Ивнинг Кроникл», – поспешно добавил он, – в ассоциации прессы. Региональной. И пара-тройка… ну, на самом деле их было гораздо больше, региональные издания заинтересовались им. Честность, стойкость, все такое, знаете ли. Так что его много где напечатали. Вышло, как видите, весьма недурственно.

– Лорд Овербрук, сэр, я посчитала, что вы захотите взглянуть на некоторые из писем, – с обычной для нее напористостью подхватила Банти, которая подозрительно много знала обо всей этой истории. Разве она никуда не уезжала? Как ей все стало известно? Я была поражена не меньше, чем председатель совета.