Дорогая Массимина - [25]

– Но учитель – это очень уважаемая профессия, Морри! Я бы никогда не смогла учить других.

Ну да, она права, а как же.

Моррис пожал плечами, залпом осушил стакан и тут же наполнил вновь. Массимина ласково сжала его запястье, желая удержать, и драматизм этой короткой молчаливой борьбы всколыхнул в Моррисе волну удовольствия. Совсем как сцена из какого-нибудь фильма с Полом Ньюманом по пьесе Теннесси Уильямса.

– Я мог бы достичь большего! – прошептал он, охваченный внезапной жалостью к себе.

– Тогда почему бы тебе не достичь, милый Морри? – умоляюще спросила Массимина. – Почему?!

– Слишком поздно, – с горечью ответил он. И вот горечь была совершенно искренней.

– Послушай, Морри, честное слово, как только мама поймет, что мы с тобой все решили, она обязательно устроит тебя на потрясающую работу у родственников Бобо.

– После случившегося твоя семья никогда меня не примет.

– Примет, обязательно примет! Морри, обещаю! Я все для этого сделаю. Послушай, когда ты завтра приедешь в Верону, почему бы тебе не навестить моих и не сказать им, что побег и все остальное я устроила сама, из-за неприятностей со школой, а ты хочешь уговорить меня вернуться?

Растроганный Моррис прижал к груди веснушчатое лицо девушки, старательно изображая, будто пытается ее приободрить. Он проглотил вино, довольно безвкусное соаве. Господи, если б только заставить ее раскошелиться, тогда все было бы просто великолепно.

– Знаешь, – продолжала она, – я могу написать письмо и подробно расскажу всю правду. Ну… о том, что мы даже не спим друг с другом, просто гуляем, болтаем о том, о сем… Они должны нам верить. А ты передашь письмо маме.

– Это мысль. – Он вытер губы. – Знаешь, пока ты будешь писать письмо, давай-ка я простирну твой костюм? Я умею стирать.

– Нет-нет, Морри.

– Но я должен что-то для тебя сделать, cara! Ты же все сама да сама. Ходишь по магазинам, готовишь еду, даже пансион нашла сама. Позволь мне хоть что-то для тебя сделать. Я ведь совсем не похож на итальянских мужчин, вокруг которых надо крутиться день и ночь.

– Morri… Quanto sei caro![37]

Массимина стыдливо отвернулась, чтобы стянуть с себя спортивные штаны и куртку, взгляду Морриса открылись мешковатые голубенькие трусики из хлопка и туго натянутый, чуть ли не лопающийся лифчик. Моррис рассматривал девушку с умеренным интересом. Массимина зарделась от смущения. Она быстро опустилась на единственный в номере стул, придвинулась к крошечному деревянному столику, нашла ручку и бумагу в папке Морриса и, сосредоточенно насупившись, принялась писать.

Моррис взял одежду девушки и скрылся в ванной. Там он плюхнул красный костюм в холодную воду, для вида повозил по ткани мылом и оставил мокнуть на ночь. Утром Массимине нечего будет надеть, и большую часть дня она проторчит в пансионе, дожидаясь, когда высохнет одежда, а к четырем, в крайнем случае, к пяти он надеялся вернуться.

* * *

– Морри? – Ее лицо замаячило над краем кровати, когда он уже засыпал. – Морри, ты не спишь?

Теперь-то он уж точно не спал! Лежал на спине, глядя вверх, на чуть проступающий в темноте бледный овал лица.

– Морри! – Массимина почему-то говорила шепотом, словно ребенок, который не хочет, чтобы родители услышали, что он проснулся. – Ты не жалеешь, что поехал со мной, правда? Ты ведь не об этом думал тогда, в церкви? У тебя был такой странный вид… Словно тебе нет до меня никакого дела.

Моррис неслышно вздохнул и закрыл глаза.

– Конечно, не жалею, милая. Это самый лучший, самый разумный поступок, который я совершил в своей жизни.

– Знаешь, Морри, у тебя такой чудесный голос, я так люблю, как ты говоришь, твой акцент. Наверное, именно из-за акцента я поначалу и влюбилась в тебя. В твои уроки…

Моррис молчал.

– А когда ты вернешься, мы вправду отправимся в путешествие, в какое-нибудь замечательное место?

– Посмотрим. Мои приятели собираются на лето в Турцию. Хочешь, поедем с ними?

– Да! Давай так и сделаем, Морри. Давай!

Массимина порывисто наклонилась и поцеловала его в губы. Моррис испуганно замер.

– Buona notte.[38]

– Sogni d'oro. Золотых снов, любимый.

А еще есть Грегорио и остров Сардиния, подумалось ему. Отличное убежище в случае опасности.

Ты же понимаешь, папа, что это похищение. Ты никогда не решался на такое со своими бабами, несмотря на все свое бахвальство. А ведь это идеальный способ совместить классовую борьбу с тягой к женским юбкам. Тебе не кажется странным, что ты не додумался до этого?

* * *

Моррис поднялся чуть свет и тихо оделся в ванной. Он надел чистую белую рубашку и новые брюки, лежавшие на дне чемодана, с чуть нарочитой небрежностью повязал узкий кожаный галстук. Затем продел в манжеты запонки и тщательно уложил волосы влажной расческой. Было шесть часов утра. Он написал короткую записку: «Вернусь в четыре. Моррис», – и бесшумно открыл дверь. Всю дорогу он удовлетворенно прислушивался к своему глубокому, ровному дыханию.

На вокзале Моррис купил четыре совершенно одинаковых на вид детектива и билет до Вероны и обратно. День предстоял беспокойный. И Моррис тихо радовался, что до сих пор не совершил ничего, за что его можно было бы упрятать за решетку. Минимум риска до самого последнего момента – вот его девиз.