Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [23]

Почта доходит домой примерно за неделю, и нужно пять или шесть дней, чтобы она пришла сюда. Не беспокойтесь! Я здесь в лучшем виде. Мой сержант хорошо заботится обо мне, он даже каждое воскресенье заставляет меня глотать таблетки от малярии.

Добро, мама, дай мне знать, как вы там, и передай бабуле привет. Я буду писать вам при любой возможности. Берегите себя!

С любовью,

Твой младшенький

* * *

Вертолет был символом Вьетнамской войны, и для этого была серьёзная причина. Это были рабочие лошадки войны. Они доставляли нам грузы, почту, и, что наиболее важно, проводили медицинскую эвакуацию. Редко какое медицинское учреждение находилось в 15 или 20 минутах полёта.

Мой первый полет на вертолете состоялся из Дананга в Ан-Хоа. Приказы требовали, чтобы каждый человек, садившийся на борт, имел шлем и бронежилет, что имело смысл. Тринадцать из нас, большинство из которых находилось в стране впервые, загрузились в «Чинук» (двухвинтовой транспортный вертолет). Мы выстроились вдоль обеих бортов лицом друг к другу и, как нас учили, уселись на сиденьях, за исключением двух просоленных «ворчунов». Они сделали кое-что, что мне показалось весьма странным — они сняли свои бронежилеты и уселись на них. Конечно, это было весьма некомфортно. Наконец, я не выдержал, наклонился и спросил, зачем они это сделали. Их ответ был убийственно метким: «Чтобы пули, которые пробьют днище «птички»[23], не оторвали тебе яйца». С этого момента на своем бронежилете я сидел гораздо больше, чем носил его на себе.

Высадка из вертолета в Ан-Хоа была похожа на горячее, влажное полотенце, ударившее мне в лицо. Я был ошеломлен жарой, влажностью, и стойким запахом гари. Переноска полного вещмешка во время прогулки в четверть мили от основной посадочной площадки в штаб стала настоящим испытанием. Я доложился о прибытии дежурному офицеру и отдал ему свои бумаги, при этом мои глаза заливал такой пот, что я едва мог видеть.

Ан-Хоа мы называли между собой «Сэндбэг-Сити»[24]. Сотни тысяч мешков с песком создавали четкие линии, формирующие бункеры, блиндажи, траншеи, и стены. Пункт управления и полевой госпиталь находились под землей, покрытые сверху мешками с песком и грунтом. Все палатки, кроме нашей, были окружены стеной из мешков с песком высотой четыре фута[25]. Наш командир был уверен, что от такой стены будет мало проку, она будет только концентрировать взрывную волну при прямом попадании. Вероятно, он был прав, и я рад сообщить, что за время моего присутствия там его теорию не довелось проверить на практике.

Лагерь Ан-Хоа располагался на уровне моря, и слишком далеко в глубине страны, чтобы морской бриз мог охладить его. Очень редко когда температура ночью опускалась ниже семидесяти градусов, днем же она могла доходить и до 130 градусов, при 100 % влажности[26].

Также это была основная база огневой поддержки, и грохот минометов и больших пушек, поддерживавших морпехов или армейцев, попавших где-нибудь в беду, был слышен почти постоянно. Когда стреляли большие пушки, казалось, что пыль волшебным образом поднимается с земли и оседает на все вокруг.

Тем не менее, Ан-Хоа был домом. В нем находился небольшой военторг и солдатский клуб, который обычно рано закрывался из-за постоянных потасовок. Иногда музыка The Doors и Джимми Хендрикса, доносившаяся из радио и кассетных магнитофонов по всей базе, почти заглушала звуки стреляющей артиллерии. Мы слушали Ханну из Ханоя, которая, как правило, ставила лучшую рок-музыку, чем наши собственные радиостанции[27].

Место было весьма загруженным, основная дорога, ведущая из базы, шла в Дананг. На западной стороне базы находилась небольшая посадочная площадка для всяких важных персон, а на южной оконечности — основная площадка для переброски войск и грузов. На восточной стороне базы располагалась собранная из металлических полос взлетно-посадочная полоса, достаточно большая, чтобы обеспечить взлет и посадку транспортников C-130 «Геркулес» и легких турбовинтовых самолетов-корректировщиков «Бёрд Дог».

Посадочные площадки и взлетно-посадочная полоса были излюбленными мишенями для вражеских ракет и минометов. Ночью они били по взлетно-посадочной полосе, и прежде, чем всходило Солнце, «морские пчелы»[28] уже занимались засыпанием воронок и заменой поврежденных листов покрытия. Через день после того, как я прибыл в Ан-Хоа, на базе приземлился С-130, и «Чарли» быстро отбили ему одно из крыльев тем, что все приняли за удар случайной ракетой. Самолет был отбуксирован на отдаленную стоянку, где он застрял на добрых два месяца, пока «небесный кран»[29] осторожно не доставил ему запасное крыло. Новое крыло установили, но прежде, чем самолет смог добраться до взлетно-посадочной полосы и взлететь, вражеский миномет отбил ему второе крыло. И снова его отбуксировали для ремонта, где он проторчал три месяца, пока не доставили другое крыло, и несчастный C-130 смог, наконец-то, покинуть Ан-Хоа. Пока я вылетал с базы и возвращался на нее, он стал привычным зрелищем, и когда он улетел, у меня возникло чувство, будто я потерял старого друга. Отремонтировать и вывезти самолет наверняка обошлось стране намного дороже, чем просто столкнуть его с полосы и взорвать к чертовой матери.