Дорогами судьбы - [2]

— Что случилось? — спросила Шарлотта.

Ее муж покачал головой, прядь темных волос упала на его высокий лоб.

— Мой брат мог бы быть с ней понежнее. Давай, запечатывай своё письмо и пойди, подбодри сестру.

Шарлотта вздохнула, мельком глянув на своё отражение во весь рост в последнем, как она думала, зеркале, которое она увидит в ближайшее время. Она выглядела взъерошенной и возбужденной, ее длинные темно-каштановые волосы были уложены в причудливую высокую прическу, как у дамы на обложке «Книги для леди Гоуди», которую она видела еще дома. Ей казалось, что даже незнакомый человек мог заметить, как она волнуется в предвкушении предстоящей поездки.

Она взглянула на письмо и спешно добавила постскриптум: «Пожалуйста, пусть твое сердце не беспокоится по поводу нашей поездки, мама. У нас все хорошо, а через несколько недель Люсинда и сама станет мамой! Я люблю тебя всей душой».

— Ты написала маме, что тебе нравится быть женой? — спросил Фрэнсис, и уголки его рта приподнялись в улыбке.

Шарлотта почувствовала себя виноватой. Фрэнсис был веселым и добрым, безусловно, добрее своего брата Маркуса. Он был ласковым, и Шарлотта всем сердцем верила, что он будет ласков с их детьми, в отличие от ее собственного отца. Но не может ли человек, думала она, быть слишком добрым? С тех пор, как еще в Иллинойсе священник сочетал их браком, Фрэнсис ни разу не прикоснулся к ней, если не считать по-братски невинных легких поцелуев в щечку.

Она говорила себе, что, может статься, Фрэнсис был слишком застенчивым или стыдливым, ведь с того самого дня большую часть ночей они проводили в чужих домах и сараях. Может быть, сейчас, когда они будут спать в своей палатке под звездами на огромном красивом небе запада, он почувствует себя иначе.

Шарлотта посмотрела на Фрэнсиса и заставила себя улыбнуться, потому что он действительно был добрым человеком? и она не хотела обижать его чувства.

— Мама уже знает, какой ты, — сказала она мягко.

Он задержал на ней свой взгляд, словно давая понять, что понимает, что она не ответила прямо на его вопрос. Потом улыбнулся:

— Передавай ей мои наилучшие пожелания, Шарлотта. А потом тебе все-таки лучше пойти к сестре, пока мой брат снова не вышел из себя.

Шарлотта запечатала письмо и вышла поискать Люсинду. В дальнем конце каравана фургонов, за десятками упряжек быков и мулов она увидела, как Маркус обнимает Люсинду. Она увидела, как Маркус коснулся рукой щеки Люси — как будто вытирал слезы с ее лица, — и вздохнула. Казалось, Маркус и Люсинда только и делают, что ссорятся и мирятся. Их отношения были абсолютной противоположностью их с Фрэнсисом скучному, монотонному супружеству, и это заставило Шарлотту вспомнить свою давнюю клятву никогда не выходить замуж.

Она внимательно смотрела на семейный фургон Далтонов. Им с Люсиндой еще предстояло воплотить в жизнь свой замысел, о котором они без конца говорили: сделать на бортике фургона надпись, провозглашающую будущее процветание семейной фермы Далтонов на землях Орегона. Днем раньше, когда они начали рисовать, Шарлотта споткнулась о ведерко, и краска мгновенно впиталась в горячую сухую землю. Так что на деревянном бортике фургона было написано пока только «ФЕРМА СЕМЬИ ДА…» вместо «ФЕРМА СЕМЬИ ДАЛТОН. НАПРАВЛЕНИЕ СЛЕДОВАНИЯ — ДОЛИНА ВИЛ-ЛАМЕТ!».

И вдруг прямо перед собой Шарлотта увидела то, что заставило ее сердце неистово забиться: к чужому фургону была привязана корова гернзейской породы, вымя которой было таким тяжелым от молока, что Шарлотте захотелось выразить свое возмущение.

— Чья это корова? — не задумываясь, громко спросила она и направилась к облучку. Заглянув под навес фургона, Шарлотта отметила явную нехватку предметов домашнего обихода, которые будущие переселенцы брали с собой, отправляясь в путешествие по прериям. Практически в каждой семейной паре из тех, кого она знала, супруги серьезно ссорились, решая, какие письменные столы, кресла-качалки и любимые семейные реликвии взять с собой, а какие — оставить. Но этот красивый фургон, казалось, был снаряжен человеком, у которого было очень мало пожитков, хотя сам по себе фургон был сделан основательно — бортики из хорошего дуба, крепкий, чистый, промасленный брезентовый тент, к которому с внутренней стороны были пришиты карманы для различного рода инвентаря.

Шарлотта знала многие семьи в этом караване, главным образом тех, с кем они вместе ехали из Эвингтона, но этот фургон был ей незнаком.

Она опустилась на колени перед несчастной коровой, которая смотрела на нее с безысходностью и мольбой.

— Хорошо, я сейчас возьму ведро и вернусь, — сказала Шарлотта, думая о том, что скажет на это по возвращении хозяин коровы — разозлится или поблагодарит ее.

Когда же она быстрыми шагами направилась обратно к своему фургону, ее окликнул тихий голос:

— Чем я могу вам помочь, мэм?

Молодая женщина обернулась. Тот, кто задал этот вопрос, преодолел разделявшее их расстояние одним большим шагом.

Шарлотта подняла глаза и увидела красивого загорелого мужчину с тусклыми каре-зелеными глазами на широком небритом лице с крепкими скулами, несомненно, проведшего не один год под открытым небом. Мужчина выглядел усталым, как будто за последнее время он прошел тысячи миль пешком. В уголках его глаз под пыльными каштанового цвета бровями были видны глубокие морщины.