Дорогами Победы - [2]

Резким внезапным маневром «Лавочкин» метнулся вверх и через несколько секунд сам очутился в хвосте у немца. В ясном голубом небе сверкнула трасса, и «мессершмитт» пылающими кусками стал падать на землю.

А несколько мгновений спустя, запутав оставшихся гитлеровцев блестящим каскадом самых неожиданных фигур, неизвестный летчик сбил вторую фашистскую машину.

Два дня спустя Отлесный добрался на свой аэродром я тотчас же пошел на КП соседнего полка. В землянке находился один лишь оперативный дежурный. Остановившись у его столика, Отлесный спросил:

– В субботу в тринадцать сорок или тринадцать пятьдесят кто из ваших дрался с четверкой «мессеров»?

– Иван Кожедуб, – последовал ответ.

– И что он доложил?

– Об одном сбитом и одном подбитом.

– Неточно. На моих глазах Кожедуб сразил двух.

Вскоре пехота прислала подтверждение.

Слава Кожедуба росла. Я познакомился с Иваном Никитовичем весной победного сорок пятого года, когда он уже летал в составе нашей 16-й воздушной армии. Кожедуб давно был дважды Героем, но на сто фронтовой гимнастерке я увидел лишь два ордена и одну Золотую Звезду:

– А где же вторая?

Майор Кожедуб добродушно махнул рукой:

– Некогда получать. Каждый день по четыре и по пять боевых вылетов. – И прибавил: – Надо поскорее проклятого Гитлерюгу в его собственной берлоге добивать.

В марте сорок пятого, когда линия фронта проходила уже по Одеру, в небе появились первые фашистские реактивные истребители. Фашистское командование рассчитывало, что они наведут панику на наших летчиков, по этого не произошло. Наши пилоты повысили осмотрительность, научились уходить от атак. Лишь некоторым молодым летчикам преувеличенные рассказы о боевых качествах новых фашистских истребителей внушали опасения. И вдруг как гром среди ясного неба по всем аэродромам разнеслась весть о том, что на поршневом истребителе конструкции Лавочкина летчик Иван Никитович Кожедуб сбил вражеский реактивный истребитель. Через несколько дней после этого командующий 16-й воздушной армией генерал-полковник авиации Руденко собрал специальную летно-тактическую конференцию с повесткой дня: «Как бороться с фашистской реактивной авиацией».

Нжкогда не забуду, как, стоя у доски с мелом в руке, Иван Никитович Кожедуб спокойно чертил схему этого воздушного боя и баском пояснял каждый свой маневр в воздушном бою, закончившемся гибелью немецкого летчика и реактивного истребителя. Очевидно, так же падал на разрушенные кварталы поверженного в прах и пепел фашистского Берлина шестьдесят второй по счету вражеский самолет, сбитый выдающимся асом нашего времени, ныне трижды Героем Советского Союза генералполковником авиации Иваном Никитовичем Кожедубом.

Стремительным и яростным был последний штурм фашистской столицы, в котором с подлинным боевым вдохновением сражались и пехотинцы, и артиллеристы, и танкисты, и летчики. И вот уже горит мрачное здание рейхстага, а над пни, победно ревя моторами, проносятся группа за группой наши могучие бронированные ИЛы, еще с сорок лерзого года прозванные гитлеровцами «черной смертью».

А в это время огромный почти в два метра ростом, командир этой дивизии у стен поверженной цитадели фашизма рассказывает о том, как два дня назад штурмовали ее летчики. С этим богатырем – подполковником Александром Георгиевичем Наконечниковым – мы познакомились задолго до Берлинской операции, еще лотом сорок четвертого года, на фронтовом аэродроме, недалеко от маленького белорусского городка Пружаны. Во время войтгы мне не однажды приходилось выполнять в задней кабине ИЛа, отправляющегося на боевое задание, обязанности воздушного стрелка. Я должен был лететь с очередной шестеркой ИЛов из полка Наконечникова на штурмовку фашистского бронепоезда. Ведущим шестерки был запланирован Герой Советского Союза капитан Волгин, а я включен в боевой расчет в экипаж старшего лейтенанта Балацко. И вдруг минут за тридцать до нашего взлета из разведки возвратилась пара «Ильюшиных». На одном из них в задней кабине висел на привязных ремнях убитый воздушный стрелок. Наконечников сурово посмотрел на меня и сухо сказал:

– Ты вот что, капитан. Ты в строевых списках моего полка пе состоишь. Нечего тебе летать. Видишь, вся кабина в крови. Плохое предзнаменэвалие.

К нашему разговору прислушивались стоявшие рядом летчики. Кивнув на них, я тихо сказал:

– Товарищ подполковник, подумайте, какими глазами будут глядеть на меня летчики вашего полка, еели я откажусь от вылета?! Что они скажут?

Наконечников сердито засопел и смягчился:

– А знаешь, ты, пожалуй, прав. Я бы тоже на твоем месте так поступил. Лети.

Александр Наконечников был человеком сложной и очень интересной судьбы. Еще юношей, в двадцать один год от роду, принимал он участие в боевых действиях республиканцев во время гражданской войны в Испании, летал на самолете СБ бомбить фашистов. А потом – Сталинград, Орловско-Курская битва, Речица, Бобруйск, Минск, Брест, Польша… Мы крепко-накрепко с ним подружились. Александр Георгиевич оказался не только великолепным мастером штурмовых ударов по врагу, человеком большого мужества и летного мастерства, уважаемым всем личным составом полка, а затем и дивизии, но и духовно богатым человеком, тонким ценителем литературы, прекрасным собеседником и отзывчивым другом.