Дорога в Сарантий - [170]

— Что ты имеешь в виду? — спросил Закариос. Его главный советник был чопорным, колючим, педантичным человеком, но хорошо справлялся со своей работой.

— Ну смотрите, — ответил Максимий. — Мы должны представить себе, что стоим под куполом, внутри святилища. Но вдоль, я полагаю… восточного края родианин разместил, очевидно, Город… и показал само святилище, видимое издалека…

— Да, словно с моря, — тихо согласился Валерий.

— …итак, мы будем находиться внутри святилища, но должны представить себя смотрящими на него издалека. Это… у меня это вызывает головную боль, — решительно закончил Максимий. Он прикоснулся ко лбу, словно для того, чтобы подчеркнуть эту боль. Пертений бросил на него косой взгляд.

Снова ненадолго все замолчали. Император посмотрел на Артибаса. Архитектор объяснил с неожиданным терпением:

— Он показывает нам Город, придавая ему очень большое значение. Сарантий, царь всех городов, слава мира, и в таком изображении присутствует святилище, как и должно быть, вместе с ипподромом, дворцами Императорского квартала, стенами со стороны суши, гаванью, кораблями в гавани…

— Но, — возразил Максимий, тыча пальцем вверх, — при всем уважении к нашему славному императору, Сарантий — слава этого мира, в то время как дом бога славит миры над этим миром… так должно быть. — Он оглянулся на патриарха в поисках одобрения.

— А что находится над ним? — мягко спросил император.

Максимий быстро обернулся.

— Мой повелитель? Прости… над чем?

— Над Городом, священник. Что там? Максимий сглотнул.

— Джад, мой император, — ответил историк Пертений. Патриарх подумал, что голос секретаря звучит отчужденно, словно ему не хочется участвовать во всем этом. Только записывать события. Тем не менее он сказал правду.

Закариос видел рисунки со своего места. Бог действительно находился над Сарантием, величественный и царственный в своей солнечной колеснице, он поднимался, подобно солнечному восходу, прямо вверх, и у него была безукоризненная борода по восточной моде. Закариос почти ожидал, что придется выступать против смазливого золоченого западного образа, но родианин не сделал Джада таким. Джад на его куполе был темным и суровым, каким его знали восточные верующие, он заполнял собой одну часть купола, почти до его вершины. Если это можно сделать, получится великолепно.

— Действительно, Джад, — сказал император Валерий. — Родианин показывает наш Город во всем величии — Новый Родиас, как назвал его Сараний вначале, как он был задуман, — а над ним, там, где он должен быть и где всегда находится, художник изобразил нам бога. — Он повернулся к Закариосу. — Господин патриарх, какой непонятный смысл заложен в этом? Что ощутит в своем сердце ткач, или башмачник, или солдат, стоя под этим изображением и глядя вверх?

— Более того, мой повелитель, — тихо прибавил Артибас. — Посмотри на западный обод купола, который показывает нам Родиас в руинах, — напоминание о том, как непрочны достижения смертных. И взгляни — вдоль северного края будет изображен мир таким, каким создал его бог, во всем его великолепии и разнообразии: мужчины и женщины, маленькие дети, различные животные, птицы, холмы, леса. Представьте себе эти деревья в осеннем лесу, господа, как указано в примечаниях. Представьте себе листья в цвете над головой, освещенные светильниками или солнцем. Этот бык — часть этой картины, часть того, что сотворил Джад, так же, как море у южного края купола, омывающее Город. Мой император, мой патриарх, родианин предлагает нам в мозаике на куполе передать такую широкую картину божьего мира, что я… я должен признаться, что нахожу это потрясающим.

Голос его замер. Историк Пертений бросил на него странный взгляд. Никто сразу не заговорил. Даже Максимий молчал. Закариос провел рукой по бороде и посмотрел на императора. Они знали друг друга уже давно.

— Потрясающим, — повторил патриарх, словно брал себе это слово. — Не слишком ли амбициозно?

И увидел, что попал в больное место. Валерий несколько мгновений смотрел прямо на него, потом пожал плечами.

— Он нарисовал это и берется сделать, если мы дадим ему людей и материалы. — Он снова пожал плечами. — Я могу отрубить ему руки и ослепить его, если он потерпит неудачу.

При этих словах Пертений поднял взгляд, его худое лицо ничего не выражало. Потом он снова перевел взгляд на рисунки, которые продолжат рассматривать.

— Можно задать вопрос? — тихо спросил он. — Не отсутствует ли здесь равновесие, мой повелитель? Бог всегда находится в центре купола. Но здесь Джад и Город находятся на востоке, бог поднимается вверх с этой стороны к вершине… Но на западе нет ничего, равного ему. Даже кажется, что этот рисунок… требует с другой стороны какой-то фигуры.

— Он даст нам небо, — сказал Артибас, подходя к нему. — Земля, море и небо. В примечаниях описывается закат, на западе, над Родиасом. Представьте это себе в цвете.

— Даже в этом случае я вижу затруднение, — сказал длиннолицый секретарь Леонта. Он положил ухоженный палец на угольный набросок. — Со всем уважением, господа, вы могли бы предложить ему что-нибудь здесь разместить. Более, гм, ну… что-нибудь. Равновесие. Ибо, как всем нам известно, равновесие — это все для добродетельного человека. — Он быстро поджал свои тонкие губы, приняв набожный вид.