Дорога в Рим - [129]

Услышав пробежавший по залу гневный ропот, Брут вздохнул.

«Митра! — взмолилась Фабиола. — Пусть он к нам присоединится!»

— Ты ведь сам знаешь, что это правда, — сказала она, подходя к любовнику. — Вся власть теперь у Цезаря.

— Авгуры пророчат на завтра беду, а Цезаря на всех углах уже зовут царем, — прошептал Брут. — Царем Рима.

— Ты с нами? — спросил Требоний.

Брут закусил губу. Фабиола, притихнув, едва смела дышать.

Марк Брут, отодвинув сиденье, поднялся.

— Наши предки избавили Рим от последнего тирана. Пришло время повторить их подвиг. Наш долг — в этом участвовать.

Повисла долгая тишина, и как Фабиола ни жаждала убедить любовника в правоте их дела, она прикусила язык: Брут должен решить сам. Другие, как она знала, тоже не станут его принуждать, и девушка лишь ждала, что победит: здравый смысл Брута или его безмерная верность Цезарю?

Марк Брут протянул правую руку.

— Каково твое решение?

Промедлив лишь миг, Брут обменялся с братом рукопожатием.

— Я с вами. Во имя блага Республики.

По залу пронесся облегченный вздох. Радость Фабиолы не знала границ: сейчас, перед самым решающим днем, нельзя рисковать. Отказом Брут подписал бы себе смертный приговор.

— Когда? — спросил он.

— Завтра, — ответил Марк Брут. — На заседании сената.

К чести любовника Фабиолы, он даже не моргнул.

— Ясно. Цезарь болен. Вы уверены, что он придет?

— Возможно, придется его подтолкнуть, — признал Лонгин. — Мы как раз решали, кто зайдет к нему завтра утром.

— Давайте я, — предложил Брут.

— Точно?

Тот решительно кивнул.

— Прекрасно, — улыбнулся Марк Брут. — А остальные соберутся в сенате. Пораньше. Повод есть: сын Лонгина завтра надевает тогу.

— Напасть на Цезаря сразу, как придет? — задумчиво проговорил Басил.

— Лучше не надо. Слишком много свидетелей, — вмешался Лонгин. — Пусть вылезет из носилок и вступит внутрь.

— И я к нему подойду, — вызвался Цимбр, бывший республиканец. — Попрошу разрешения вернуть брата в Италию.

— А мы окружим Цезаря, будто просим за Цимбра, — добавил Марк Брут. — Усыпим подозрения.

— Достанем оружие, — мрачно ухмыльнулся Лонгин, открывая деревянный футляр для стилуса. Достав оттуда кинжал с рукояткой из слоновой кости, он сделал резкий жест, словно вонзая клинок во врага. — И покончим с делом.

Взгляды всех устремились на маслянисто сверкавшее лезвие. Никто не возразил.

— А как же Антоний? — помолчав, спросил Брут. — Не будет же он молча смотреть, как нападают на Цезаря. Его тоже убить?

— Почему бы и нет? — сощурился Лонгин. — Гордец и выскочка.

— Отлично, — согласился Гальба. — Одни боги знают, что он затеет, если его не убить. — Крутой нрав Антония был хорошо известен всей Италии.

Фабиола вновь мысленно возблагодарила Митру: избавиться одним ударом от двух врагов — это ли не счастье?

— Нет, — громко заявил Марк Брут. — Мы не шайка бандитов, мы действуем в интересах Республики. После гибели Цезаря должны состояться свободные выборы, и сенат возобновит работу, как прежде. Антоний не сможет этому помешать. — Он обвел взглядом остальных, готовый отстаивать свое мнение.

— Если ты и вправду так считаешь… — с сомнением протянул Лонгин.

— Считаю, — отрезал Марк Брут. — Значит, нужно отвлечь Антония. Задержать, не дать войти.

— За это тоже возьмусь я, — заявил Брут.

— Ты не хочешь сам убивать Цезаря? — спросил Марк Брут.

— Убийство Цезаря — благо. Но это не значит, что я мечтаю собственноручно зарезать человека.

— Честное признание, — согласно кивнул его брат.

— Погоди, — нахмурился Требоний. — Вы же с Антонием друг друга терпеть не можете!

— Именно, — откликнулся Брут. — Пора обняться и примириться.

Лонгин пробормотал проклятие.

— Антоний тебе никогда не простит, когда узнает причину.

— Мне-то что? — горько рассмеялся Брут. — Зато он потом всю жизнь будет знать, что, если бы не я, он спас бы Цезаря.

Фабиола вдруг остро почувствовала, как тяжело переживал Брут ее роман с Антонием, хоть и никогда этого не показывал, разве что в редкие минуты, как сейчас. Она коснулась его руки и прошептала: «Прости».

Брут слегка кивнул, и боль Фабиолы хоть немного ослабла. Хорошо зная любовника, она видела, что он не до конца смирился с необходимостью вступить в заговор и выпад против Антония — отчасти отголосок внутренней бури. Впрочем, отступать любовнику все равно некуда.

— Решено, — подытожил Марк Брут, не оставляя брату возможности передумать. — Децим Брут уговорит Цезаря ехать в сенат, а потом отвлечет Антония. Когда тиран войдет, к нему первым подходит Цимбр, якобы испросить милость для брата. Остальные присоединяются и отвлекают разговорами.

— Нужен знак. Чтобы ударить одновременно, — подсказал Лонгин. — Придумаем пароль?

— Я сдвину тогу с его плеча, — объявил краснолицый крепыш Каска. — Заодно станет видно, куда бить.

Нобили одобрительно закивали, и Фабиола, упоенная скорым исполнением давней мечты, прикрыла глаза и от всего сердца вознесла благодарение Митре и Юпитеру. Мать будет отомщена. Завтра.

«А как же Ромул? — вдруг напомнил внутренний голос. — Может, он прав, а ты нет?»

Фабиола безжалостно прогнала сомнения прочь. Ей известна лишь одна истина: Цезарь виновен и завтра придет расплата.