Дорога в рай - [231]
Между тем человек — назову его арабом — подошел к машине с той стороны, где сидел я, и заглянул в открытое окно. Я отпрянул от него, моля Бога, чтобы он не приблизился более ни на дюйм. Вне всякого сомнения, это был один из самых заразных больных, которых мне когда-либо доводилось видеть. Лицо его было похоже на старинную гравюру по дереву, изъеденную червями, и, глядя на него, я подумал — сколько же еще болезней мучают этого человека, помимо сифилиса.
— Салям, — пробормотал он.
— Заполни бак, — сказал я ему.
Он и с места не сдвинулся, с интересом рассматривая салон „лагонды“. От него исходил мерзкий, тошнотворный запах.
— Поторапливайся! — резко проговорил я. — Мне нужен бензин!
Он взглянул на меня и ухмыльнулся. Это была не усмешка даже, а именно презрительная, издевательская ухмылка, которая, казалось, говорила: „Я король заправочной станции Бир-Рауд-Селим! Ну-ка, попробуй дотронуться до меня!“ В уголок его глаза уселась муха. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы согнать ее.
— Значит, вам нужен бензин? — спросил он, как бы поддразнивая меня.
Я хотел было разразиться ругательствами в его адрес, однако вовремя спохватился и любезно ответил:
— Да, пожалуйста, я был бы тебе за это весьма признателен.
В продолжение нескольких минут он хитро поглядывал на меня, словно хотел удостовериться, что я не разыгрываю его, затем кивнул, будто бы удовлетворившись моим поведением. Повернувшись, он медленно направился к задней части машины. Я опустил руку в карман на дверце и достал бутылку „Гленморанжи“. Плеснув в стакан изрядную порцию, я принялся потягивать виски. Лицо этого человека только что находилось в ярде от меня; его зловонное дыхание проникло внутрь салона… и кто знает, сколько миллиардов вирусов перенеслось по воздуху? В подобных случаях лучше всего простерилизовать рот, а заодно и горло глотком шотландского виски. К тому же виски еще и успокаивает. Я осушил стакан, налил еще один и скоро успокоился. На соседнем сиденье лежал арбуз. Мне пришло в голову, что кусок арбуза наверняка подействует на меня освежающе. Я вынул нож из чехла и отрезал толстый кусок. Потом кончиком ножа тщательно выковырял все черные семечки, складывая их в арбузную корку.
Я сидел и попивал виски и ел арбуз. И то и другое было очень вкусно.
— С бензином готово, — молвил ужасный араб, возникнув возле окна. Проверю воду и масло.
Я бы предпочел, чтобы он держался подальше от „лагонды“, но, не желая связываться с ним, промолчал. Тяжело ступая, он приблизился к передней части машины, и его походка напомнила мне пьяного штурмовика, двигающегося очень медленным гусиным шагом.
Клянусь, у него не что иное, как tabes dorsalis.
Единственное другое заболевание, которое способно вызвать такую странную походку, когда при ходьбе высоко поднимают ноги, — это хронический авитаминоз. Наверняка у него и авитаминоз. Я отрезал еще кусок арбуза и минуту-другую был занят тем, что выковыривал с помощью ножа семечки. Когда я оторвался от своего занятия, то увидел, что араб поднял капот с правой стороны и склонился над мотором. Его голова и плечи не были видны, как и его руки. Что он там делает? Ведь масло наливают с другой стороны. Я постучал по ветровому стеклу. Он, казалось, не слышал меня. Я высунулся из окна и закричал:
— Эй! Вылезай оттуда!
Медленно выпрямившись, он вынул свою правую руку из внутренностей мотора, и я увидел, что в руке он держит что-то длинное, извивающееся и очень тонкое.
„Боже милостивый! — подумал я. — Да ведь он там змею нашел!“
Ухмыляясь, он подошел ко мне, чтобы я мог получше разглядеть, что у него было в руке; и только теперь я увидел, что это вовсе не змея, а приводной ремень „лагонды“!
Пока я молча разглядывал испорченный приводной ремень, меня внезапно охватил ужас при мысли о том, что теперь я, возможно, отрезан от всего мира — один на один в такой глухомани с этим омерзительным типом.
— Тут вот какое дело, — говорил араб, — он держался на одной ниточке. Хорошо, что я это заметил.
Я взял у него ремень и внимательно его осмотрел.
— Да ты ведь его отрезал! — вскричал я.
— Отрезал? — тихо переспросил он. — Зачем мне его отрезать?
Откровенно говоря, я не мог с точностью утверждать, отрезал он его или нет. Если он и сделал это, то тогда должен был бы взять на себя труд обработать обрезанные концы с помощью какого-нибудь инструмента, чтобы было похоже на обыкновенный разрыв. И все равно я склонялся к тому, что он обрезал ремень, а если так, то оправдывались мои самые мрачные предчувствия.
— Я полагаю, ты понимаешь, что без приводного ремня я далеко не уеду? — спросил я у него.
Он снова ухмыльнулся своим ужасным кривым ртом, обнажив гнилые зубы.
— Если вы сейчас поедете, — сказал он, — то вода закипит через три минуты.
— И что ты предлагаешь?
— Я достану вам другой приводной ремень.
— Вот как?
— Разумеется. Здесь есть телефон, и, если вы заплатите за разговор, я позвоню в Исмаилию. В Каир позвоню. Нет проблем.
