Дорога свободы - [20]

Однажды, уже под вечер, Гидеон, проходя мимо красивого большого здания, поднял глаза и увидел над входом надпись крупными выпуклыми буквами «КОНВЕНТ». Он остановился, с трудом разобрал остальное — да, вот здесь, в этом доме будет заседать конвент. У подъезда был выставлен караул — десяток янки, которые жевали табак, лениво опершись на винтовки, — а на тротуаре кучками стояли негры и белые, разговаривая между собой, жестикулируя, иногда повышая голос, чтобы выкрикнуть какой-нибудь звонкий лозунг. Гидеон со стыдом заметил, как хорошо были одеты некоторые из них — один в светлосерых брюках, клетчатом пиджаке и великолепном зеленом галстуке, другой в высоких черных сапогах и белых рейтузах, третий весь в клетчатом, с головы до ног, — о таких роскошных костюмах Гидеон никогда и мечтать не смел, и его ничуть не утешило, что многие были одеты не лучше, чем он, и даже еще хуже — уже совсем без затей, по-деревенски, без галстуков и без шляп.

Гидеон пошел дальше по Митинг-стрит, вышел на набережную и направился дальше, к восточной ее части. В те дни Чарльстон, так жестоко пострадавший от войны, вновь приобретал значение как крупный порт. В гавани стояли суда, а над доками у Ист-Бэй-стртт торчал неровный ряд мачт, словно обломанный край старого гребня. Солнце садилось, и когда Гидеон шел вдоль набережной, вода мерцала и переливалась пурпуром в золотом; старый форт Самтер в туманной мгле по ту сторону залива светился, словно волшебная розовая раковина. И вдоль всей набережной с криком вились чайки.

Но все это только усилило уныние Гидеона. Он был голоден, он озяб, денег у него не было ни гроша, и он не знал, где будет спать эту ночь. На Ист-Бэй-стрит он увидел складской двор, заваленный тюками с хлопком. Три тюка легли так, что между ними получилось что-то вроде маленькой пещеры, и Гидеон заполз туда. Самого скромного утешения — спеть песню, промурлыкать себе что-нибудь под нос — и того он здесь был лишен. Он долго лежал без сна, подавленный и несчастный; прошли часы и часы, прежде чем он заснул.

На другой день, рано поутру, он наткнулся на партию негров-грузчиков. Он проходил мимо пристани, где они сидели, поджидая, пока пришвартуется судно, и сюртук Гидеона вызвал у них шумное веселье.

— Эй, дядя! Ты проповедник?

— Дьякон! Уж это точно!

— Где так вывозил свой сюртук? По хлопку катался?

Их гулкий смех и добродушное зубоскальство не произвели действия на Гидеона; он стоял молча, понурившись, глядя, как они жуют кукурузные лепешки с луком и сыром домашнего изготовления; и его отчаяние было так очевидно, что они перестали смеяться, и один сказал:

— Хочешь лепешку, дьякон?

Гидеон покачал головой.

— Работа есть?

Гидеон опять покачал головой.

— Иди к нам, белый хозяин берет всех, платит пятьдесят центов в день.

Гидеон кивнул. Почему бы и нет? Если не хочешь умереть с голоду, надо работать. Многое на свете ему не по разуму — зато у него есть две сильные руки и крепкая, как у вола, спина, — чем он не грузчик? А пятьдесят центов — не малые деньги.

И весь этот день он таскал тюки, позабыв о своих тревогах. Пот лился по его лицу, мышцы вздувались и перекатывались под кожей — и негры начали говорить о нем с уважением:

— Молодчага! Должно, с южных плантаций!

— Видать, что на хлопке работал!

Он снял сюртук, но с правительственными бумагами не решился расстаться. Он переложил их в карман брюк и время от времени ощупывал плотный, хрустящий конверт — это его успокаивало.

На время будущее перестало существовать, и Гидеон отдался работе, как глубокому, целительному отдыху. В полдень грузчики предложили ему поесть с ними, но Гидеон из какой-то гордости отказался. К вечеру они закончили работу; Гидеон устал и был голоден, как медведь, но зато теперь у него было пятьдесят центов. Вместе с двумя грузчиками, Джо и Гарко, он пошел в харчевню возле Кэмберлендстрит, где старуха-негритянка готовила отменное блюдо из вареного риса, креветок и земляных груш, перемешанных вместе. За десять центов она навалила ему тарелку с верхом да прикинула два кукурузных початка. Гидеон ел доотвала. Хорошо было иметь деньги, купить себе еды, наесться досыта; у Гидеона стало тепло на сердце. Джо хотел потом пойти к одной женщине, особе покладистого нрава и не строгих правил, и предложил Гидеону пойти вместе. Но тот только покачал головой. Это вдруг вернуло его к действительности, заставило вспомнить о Рэчел и о своейбеседе с братом Питером и вновь задуматься над тем, куда приведет его неведомый и трудный путь, на который он вступил.

В этот же вечер Гидеон как-то вдруг понял, что страх его нелеп и что явиться к майору Аллену Джемсу и предъявить ему свой мандат будет самым простым и естественным поступком. Впоследствии он часто старался вспомнить, что вызвало в нем эту перемену и когда она произошла — тогда ли, когда он купил за пять центов газету и с гордостью сунул ее подмышку или когда он вошел в дом мистера Джекоба Картера, где ему дали ночлег; которое из мелких событий этого вечера сделало его другим человеком?

Джекоб Картер был сапожник, работящий и почтенный человек, который много лет подряд откладывал гроши, чтобы купить себе свободу. Он выкупился давно и еще до войны и все военные годы жил в Чарльстоне как свободный негр. На окраине города у него был домишко из четырех комнат, и теперь он повесил над дверью записку: «Принимаю на пансион делегатов конвента». Газетчик, у которого Гидеон купил газету, рассказал ему об этом и объяснил, как найти дом Картера; он называл Гидеона «сэр» — может быть, просто потому, что тот