Дорога Смерти - [24]

— Мир твоему дому, Белый Буран! И вам, достойные рвахелы. Я снова благодарю за честь, оказанную мне и ваше приглашение к огню. Осмелюсь поинтересоваться, кто искал меня.

Белый Буран протянул к огню четыре руки из восьми, его золотые глаза были полуприкрыты веками, тени играли на длинном, через все лицо, шраме на левой щеке.

— Твой отец был моим другом, молодой Снеж, — проговорил Буран. — Когда ты отправился мстить за его смерть, я не одобрял твоих порывов. Слепая ярость — удел подлых человеков. Но ты… не послушался и ушел. Разве отомстил ты, ответь?

— Я не успел, почтенный Буран, — склонил голову Снеж.

— Не успел… Но убийца отца твоего мертв, ты сам видел это.

— Да, почтенный…

— Тебя искали, Снежный Вихрь.

Снежный Вихрь умолк. Зезва напряжено ждал, когда же наконец рвахел продолжит свой рассказ, но тот упорно молчал. Снова ухнула сова, не иначе, городская охота оказалась на редкость удачной. Ночной Цум притих пуще прежнего, призрачный свет звезд в новолуние превратил город в затаившегося спящего великана. Изредка ворочающегося, стонущего во сне, но все же безмолвного.

— Кто приходил за тобой, рвахел? — не выдержал Зезва. — Говори же!

Снежный Вихрь повернулся, и ветер взмахнул полой его плаща. Забренчали колокольчики ножей.

Когда Снеж вернулся домой, мать не спала. Рвахелка вскочила, бросилась к сыну, вглядываясь в его лицо. Тревожно зашептала, схватив руки сына:

— Сынок, что у тебя на уме? Я вижу, я чувствую.

— Тебя не обманешь, мама… — Снежный Вихрь ласково обнял мать. — На рассвете я должен идти.

Рвахелка вырвалась из объятий сына, отступила на шаг. Быстро оглянулась на полати, где посапывали малыши. Потом заговорила, очень тихо, почти шепотом.

— Знала, что уйдешь скоро, сын.

— Мама…

— Молчи, младший! — восьмирукая подошла к сыну, схватила за руки. Горячо и быстро зашептала, не сводя с сына пристального взгляда: — Обещай мне, поклянись мне, скажи мне: я вернусь, мама.

Снежный Вихрь долго смотрел в золото маминых глаз. Бросился на колени, обнял.

— Мама… клянусь Хребтом и Бураном, клянусь Снежным Ветром и Матерью — Метелью, я вернусь, обязательно вернусь!

Едва начало светать, он ушел. Несколько раз оглядывался. С каждым разом отчий дом становился все меньше. И мамина фигурка в дверях тоже.

Зезва Ныряльщик молча смотрел на рвахела.

— Ты так и не рассказал, кто приходил за тобой.

— Он меня не дождался, — глухо ответил Снеж. — Правда, оставил письмо.

Колокольчики ножей нежно бренчали под плащом восьмирукого. Поднялся ветер, заставив Зезву пониже нахлобучить капюшон. С Площади Брехунов донеслось боевое мяуканье: там самозабвенно решали вопрос, кто на площади самый главный кот.

— Письмо?

— Да.

— Но кто же явился за тобой, кто?

Снежный Вихрь повернулся к нетерпеливо ожидавшему ответ человеку. Коты взвыли с новой силой.

— Архиведьма Рокапа.

— Курвова могила!!

Снеж улыбнулся.

— Знакомое имя, двурукий? Поверь, я удивился не меньше. Думаю, ты знаешь, как страстно Рокапа желала твоей смерти. Или не знаешь? По лицу вижу, что тебе это известно. Твоя мудрая воспитательница Йиля, насколько мне известно, сумела убедить кудиан-ведьм оставить тебя в покое…

— Кудиан-ведьмы снова решили нанять тебя на службу? И как, хорошо хоть платят?

Снеж с улыбкой покачал головой.

— Неплохо.

— Какое дело Рокапе до Ламиры? — тихо спросил Ныряльщик.

— А ты как думаешь, двурукий?

Молчание длилось долго. Кошачье представление на площади достигло кульминации: короткий визг, шум и удаляющийся грохот. Затем снова тишина, быстро сменившаяся торжествующим кличем кота-победителя. Властитель площади еще некоторое время победно и надрывно мяукал, затем умолк, не иначе, отправившись в гости к знакомым кошкам.

— А до этого хвостатые наняли тебя, — проворчал Зезва, — чтобы отправить меня на соль.

— Ты удивительно проницателен, человек… Зезва Ныряльщик?

— Что, курвова могила?

— Когда в последний раз ты ходил за Грань?

Зезва помрачнел. Снеж не спускал с человека золотых глаз. Потом вздрогнул, оглянулся по сторонам. Поднял голову, словно принюхиваясь. Ножи зазвенели. Совсем рядом, из одичавшего виноградника заухала сова. Но Ныряльщик казалось и не слышал тревожного зова ночной птицы. Лишь провел ладонью по лбу, словно пытаясь снять с лица невидимую пелену.

Уже несколько недель он тщетно пытался пройти Переход, очутиться за Гранью, там, где нельзя находиться слишком долго. Сколько уже раз, задыхаясь и покрываясь холодным потом, он со стоном бил кулаками по полу комнатушки в подвале дворца Красеня. Сколько раз убивала его страшная тошнота, а жуткая боль в суставах и спине не позволяла даже приподняться с холодной соломенной подстилки. Зезва больше не мог ходить за Грань, что-то случилось с ним, с его способностью. Способностью или проклятием? Каджи… Подолгу Зезва рассматривал уродливый обрубок мизинца левой руки. Именно там когда-то жил мерзкий зародыш убийцы-дзапа, порождения змееголового каджа. Что же теперь? Больше пытаться нельзя, слишком опасно, и так он уже получил свою долю смертельного дыхания Перехода. В его сумке нет больше метательных железных яблок, он — простой воин. Простой воин… Зезва поднял голову. Что это с рвахелом? Оглядывается, словно загнанный…