Дорога Смерти - [18]

— Вы, наверное, удивлены, почему я попросил о встрече перед воротами, — проговорил Ваха Гордей, когда они медленно шли по грязи к воротам. Зезва и Вааджа вели лошадей за узды, а королевский звездочет старательно прыгал через лужи с телескопом подмышкой.

— Наверное, — хмуро подтвердил Зезва.

— Ха, ты наблюдателен, я уже об этом говорил! — Гордей оперся о трость, поскользнулся и покатился бы в грязь, к немалому удовлетворению Зезвы, но Ваадж вовремя подставил руку. — Благодарю… Так вот, милейшие, я хотел все-таки самолично осмотреть стены, ворота и почувствовать, так сказать, дух города!

— И как? — спросил Зезва, косясь на кучу навоза, мимо которой они как раз проходили. — Чувствуется? Вдохни всей грудью.

— Прелестно! — заулыбался Ваха, ковыляя дальше. — Люблю запах городов. Пахнет теплом, людьми, загадками!

— Дерьмом еще.

— Куда ж без него, отважный рыцарь! Один их видов экскрементов, да.

— А еще пот, моча и выдыхаемый воздух, достопочтенный господин звездочет. Источник заразы.

Гордей остановился и внимательно посмотрел на Ныряльщика. Затем перевел взгляд на улыбающегося Вааджа, хмыкнул и двинулся дальше, озадаченно хмуря брови.

— Где тело? — спросил Ваха, когда они проходили Южные Ворота.

Ваадж кивнул засуетившимся часовым. Зезва подавил зевоту. Натужно заскрипела цепь, толстый солдат старательно пыхтел, раскручивая неподатливый рычаг. Дождь почти прекратился, со стороны моря донесся галдеж чаек. Запахло солью пополам с навозом.

— Я велел привезти льда с горных озер, — ответил Ваадж, когда ворота остались за спиной.

— Замечательно, — потер руки Ваха, — просто замечательно, господа. Да. И ждет нас тело, тело, тело… Жаль только, что не живое и не женское, не так ли? Ха-ха, смешно, правда?

— Очень, — выдавил из себя улыбку Зезва. — Сейчас от смеха лопну, курвин корень.

— Оно еще и без головы, — доверительно шепнул Гордей, старательно обходя зловонную лужу. — Жуть, как интересно.

Зезва решил про себя, что чем меньше он будет разговаривать с этим "ученым", тем лучше. Особенно для самого Гордея.

Копыта методично чавкали по грязи, ночной морозец затянул желтые лужи и сточные канавы тонкой мутной пленкой. Неожиданно выглянуло солнце, оживились вездесущие воробьи, почуявшие запах весны и ее скорое воцарение на троне природы. Путники прошли несколько улиц, направляясь к Площади Брехунов. Именно там, за двумя закоулками лежала цель путешествия Вахи Гордея — ледник мертвых.

— Чьи это дома? — спросил Гордей, вертя головой. — Почему окна или выбиты или забиты досками?

— Душевников, — объяснил Ваадж. — Так как здесь жил народ небогатый, то и лачуги эти никто занимать не стал.

— Понятно, — посерьезнел Ваха. — Ну, зато в Даугреме мятежники забрали себе дома мзумцев. Зуб за зуб…

— Зуб за зуб? — не выдержал Зезва, резко останавливаясь. Толстик недоуменно захрипел, ударил копытом. Брызги грязи полетели во все стороны. От стены полуразрушенной хибары с невнятным мычанием отделился грязный оборванец с бутылью в руке. Он указал рукой на господ, громко рыгнул и проблеял, пошатываясь:

— Благородные госпо-о-о-да пешочком ходют! Ха-ха-ха!

Затем приложился к бутыли и добавил уже серьезно:

— Смерть душевникам. Да здравствует наша королева Ламира! Наша…ик…хвостатая королева!!

Ваадж выхватил меч, но пьянчуга уже скрылся в проулке. Оттуда донеслись его хохот и новые крики. Зезва, бледный как смерть, смотрел себе под ноги. Ваха Гордей поглаживал бороду с задумчивым видом.

— Интересно здесь у вас, господа рыцари и маги.

— В столице все по-другому, наверное? — глухо спросил Зезва.

Прежде чем ответить, Королевский звездочет переложил футляр с телескопом из-под одной подмышки под другую.

— К сожалению, нет, рыцарь из Горды.

Долгое время они шли в молчании. Гордей время от времени что-то бормотал себе по нос и с любопытством глазел на горожан, обшарпанные стены домов, мрачные физиономии солдат, поражался невероятному количеству нищих, заполонивших город. Попрошайки были везде: в переулках и у лавок, возле постов часовых и даже на крышах. Ваха уже хотел спросить у спутников, откуда взялась такая прорва отщепенцев, но как раз в это время вышедший из лавки купец бросил в толпу нищих несколько буханок хлеба. Началась настоящая драка, с визгом, воплями и свирепым рычанием. Ваадж и Зезва лишь ускорили шаг. Купец попятился к дверям, и, прежде чем скрыться за ними, буркнул презрительно:

— Голота даугремская, рвань!

Ваха Гордей несколько раз оглядывался на дерущихся за кусок хлеба беженцев из Даугрема. Наконец, он догнал Вааджа, дернул того за рукав.

— Что это за люди? Они из Даугрема? Почему живут на улице? Отчего им не дадут жилища, покинутые душевниками?

За Вааджа ответил Зезва:

— Потому, почтенный Ваха, что дома им уже отдавали.

— И что же?

— А то, что они начали жечь костры из мебели. Грабили прохожих. Убивали. Не все, правда. Но этого оказалось достаточно, чтобы военный комендант Цума провел карательную операцию по насильственному выселению.

— Ужас, — пробормотал Ваха. — А как же дети, женщины?

Зезва отвернулся, не ответив. Да и что он, курвова могила, мог сказать?

— Здесь, — Ваадж дал знак двум неприметным личностям в серых плащах. Зезва нахмурился. Теневики. Гордей внешне никак не показал своего удивления. Маг двинулся вперед. — Следуйте за мной. За лошадьми и вещами присмотрят. Что? Хорошо, хорошо, возьмите трубу с собой, почтенный Ваха.