), т. е. выполняющие внешние предписания веры: они знают об Истине с чужих слов – от своих наставников. Суфийские подвижники, вступившие на стезю
(путь мистического опыта), непосредственно соприкасаются с Высшей Реальностью – и поэтому обладают «достоверным зрением».
В суфийской традиции учитель не только наставляет ученика, но и исцеляет его душу. А для этого за внешними словами, за строем и содержанием речи, за мимикой и жестикуляцией мудрец должен ясно видеть состояние души ученика, ее недуги и изъяны. В данной притче вопрошающий («хозяин») прибегает к выработанному за многие столетия суфийской практики приему – побудить испытуемых («рабов») самих рассказать правду о своем внутреннем состоянии. Настоящий наставник, которому небезразлична судьба наставляемого, в процессе обучения уделяет внимание не только уровню знаний, но и состоянию души своих подопечных. Духовное, и прежде всего нравственное, обучение в большинстве случаев начинается с постижения Священных Книг («…нас учит слово Божье, // Что истиной является, что – ложью»). Как известно, Священная Книга (будь то Библия, Коран, Веды, Авеста и др.) лежит в основе каждой культуры, являясь главным и незаменимым источником нравственного просвещения народа (очень жаль, что до сих пор изучение книг Священного Писания, хотя бы как литературных и этических первоисточников, не заняло на начальных этапах обучения, в т. ч. в школьной программе, подобающего места…).
Другой важнейший принцип педагогики – осознание себя частью нравственно ориентированного социума. Человек не создан самодостаточным, и понять себя мы можем, лишь созерцая свое «отражение» в ближних, а также стараясь увидеть самих себя их глазами («…его свидетельства точны, // К тому же смотрит он со стороны»). Сообщество друзей – необходимое условие самосовершенствования каждой личности. Поэтому очень важно заботиться о той нравственной атмосфере, в которую погружены обучаемые. По мере своего нравственного и интеллектуального совершенствования человек начинает осознавать необъятную мощь заложенных в нем мыслительных способностей («А что до мысли – от ее игры // Порой зависят целые миры»). Интересно, какое именно действие мысли подразумевает здесь Руми? Идет ли речь о силе мысли как таковой, пределы которой до сих пор неведомы? Или же – о силе мысли, проявленной в действии, результаты которой (в особенности негативные) столь зримо воплотились в XX веке («А мысли – клад, но веку испокон // В соседстве с кладом прячется дракон»)?..
Раз некий муж с невольничьих торгов
Привел домой двух молодых рабов.
Но в человеке ум важней, чем стать,
И он решил их мысли испытать.
Сладка ли речь, горька ли наша речь,
Она – лишь средство, чтобы мысль облечь.
А мысли – клад, но веку испокон
В соседстве с кладом прячется дракон.
Один невольник притчи изрекал,
В парчу и жемчуг мысли облекал,
И речь его подобилась волне,
Где чудный жемчуг спрятан в глубине…
…Способна проницательная речь
Нас обольстить, сбить с толку и завлечь,
И потому нас учит слово Божье,
Что истиной является, что – ложью.
Как часто наши мненья неверны!
Мы зрим нередко в небе две Луны,
Но если исцелится косоглазый,
Одна из этих Лун исчезнет сразу.
Нередко речь приправлена обманом:
Чтоб долго не блуждать в пути туманном,
Ты не слова, а смысл в расчет бери,
Раскрой глаза – не слушай, а смотри!..
…Хозяин видит: этот раб речист,
Сладкоголос и выговором чист.
Другой невольник слово произнес…
«Не подходи, – зажал хозяин нос, —
Я слушал бы, коль у тебя во рту бы
Не сгнили, не испортились все зубы:
Нет, замолчи! В лицо мне перестань
Дышать – и от меня подальше встань!»
За снедью первого раба послав,
Второму он сказал: «Неужто прав
Твой друг, сказавший мне, что ты порочен,
Что, мол, к работе склонен ты не очень,
И репутация твоя плоха?
Я думаю – он сам не без греха?»
И раб ответил: «Друг мой очень честен,
Характер мой ему вполне известен:
Боюсь, его свидетельства точны!
К тому же, смотрит он со стороны,
А всем известно: смертного судьба —
Всё в мире видеть, только не себя.
Вот почему гордыню я смиряю,
И показаньям друга доверяю.
Но я молюсь, чтоб мне при жизни Бог
Помог исправить каждый мой порок!»
Хозяин, этой речью озадачен,
Сказал: «Ну что ж, тогда мы обозначим
Иную тему: ты мне расскажи
О свойствах друга – лени или лжи,
Дабы потом, как жить мы вместе станем,
Я мог бы снисходить к его обманам».
Тот молвил: «Друга моего порок
В том, что солгать он никогда не мог.
Второй порок: добро – его отрада!
Но вовсе не посмертная награда
Его к творенью блага побуждает:
Само добро его и награждает.
Хотя и сказано в святом Коране,
Что к раю нас ведут благодеянья,
Но, может быть, мой друг отчасти прав:
Приятней Богу бескорыстный нрав.
Похоже на торговлю благочестье,
Когда оно живет с корыстью вместе.
И третий есть порок в твоем рабе:
К другим он мягок, но суров к себе!»
Сказал хозяин: «Ты начнешь едва лишь
Речь о грехах – и сразу друга хвалишь!
Замолкни: мы исследовать должны,
Насколько похвалы твои верны.
Теперь иди – пройтись тебе пора б!»
И тут же возвратился первый раб.
Ему хозяин горько улыбнулся:
«Ну, хорошо, ты вовремя вернулся:
