Дорога на запад - [2]

И был еще малыш Том, который медленно соображал, но зато всегда готов был радостно рассмеяться, на лице которого всегда царило выражение, близкое то к радости, то к восхищению. Он выглядел так, словно маленький мальчик прячется в теле взрослого мужчины. Иными словами, он был из тех людей, которых, несмотря на возраст, всегда называют Малыш Том.

Однажды на берегу кто-то из портовых бродяг принялся подначивать Кевина: "Эй, юнга, похоже, что твой щенок-переросток опять обделался". Тут же раздался смех оказавшихся поблизости других бродяг и бездельников, но, несмотря на это, Малыш Том безошибочно угадал задиру и яростно бросился н него, рыча от гнева и неумело размахивая сжатыми кулаками. В конце концов четверым здорово перепало, в том числе и Тому с Кевином, который не медля бросился в самую гущу сражения на помощь другу. Кевин был в относительном порядке, а вот Том был избит совершенно зверским образом, и все же, не обращая внимания на резкую боль, он беспокойно двигал своими большими, широко открытыми глазами, стараясь еще раз удостовериться, что с Кевином все в порядке. Он-то решил, что бродяга насмехается именно над мальчиком.

Итак, их маленький корабль "Кресчер", трое человек команды, родители и море - вот и весь мир Кевина. Я слыхал, что, когда в разговоре внезапно упоминаются слова "мать", "отец", "друг", Кевин резко сворачивает н другие темы, словно корабль, уклоняющийся от коварных подводных рифов. Похоже, он пытается не обращать внимания на боль, которая терзает его изнутри и которая управляет им в большей степени, чем ему кажется.

Пятеро проникли на шхуну ночью. Одному богу известно, что они надеялись найти, чем поживиться на судне. Возможно, хоть что-нибудь. "Кресчер" был аккуратным, ладным судном, но он едва ли представлял собой подходящий объект для грабежа. Уже потом, припоминая предшествующие события, Кевин вспомнил, что за какой-то груз отцу заплатили два золотых, и хотя впоследствии эти деньги были истрачены на приобретение других товаров, возможно, что именно блеск золота приманил ночных разбойников.

Старый Эдгар, должно быть, заснул на посту. Его скорчившееся тело нашли потом между кувшинов с маслом, на лице его застыла гримаса ужаса, горло было перерезано от уха до уха. Затем грабители прокрались к каюте команды.

Тук пал у люка, зажав в руке нож, которым так и не успел воспользоваться. На него явно напали сзади, в то время как он, повинуясь неясному предчувствию, пытался выбраться на палубу. Малыш Том был зарезан так же, как старина Эдгар. Три человеческих жизни обогатили убийц лишь н несколько медяков, которые они обнаружили в карманах убитых матросов, в то время как для Кевина это означало смерть его старших братьев.

Что-то - приглушенный звук или необычный крен палубы - разбудило отц Кевина, и он вышел на палубу из их семейной каюты на корме. Он бился с ними изо всех сил, но их было пятеро - ветеранов ночных убийств, и они были вооружены шпагами, а у него была в руках всего-навсего старая абордажная сабля, и он был один - хотя и сильно разгневанный.

Они зарубили его. Кевин выбрался на палубу как раз в тот момент, когда его отец нескладной тенью скользнул вниз и исчез во мраке. Кевин бросился на бандитов, схватив первое, что попало ему под руку - это был кусок дубового флагштока чуть больше двух локтей в длину, служивший в качестве подпорки борта. В результате его первого неожиданного нападения двое бандитов упали с раздробленными черепами. Оставшиеся трое поначалу осторожно маневрировали, но затем, разглядев, что их атакует всего лишь мальчишка с куском дерева в руках, они принялись насмехаться и дразнить его.

Будь они в знакомой обстановке или обращайся они со шпагами, как с оружием, а не просто как с символами собственной удали, вполне возможно, что им удалось бы справиться с ним без труда. Но, как я говорил, в Кевине есть нечто, словно неясная туманная тень. Я чувствую в нем нечто такое, что отличает его: это относится как к его внешности, так и к истории его жизни.

Кевин чувствовал себя на палубе, как дома, на протяжении своих пятнадцати лет он ничего другого и не видел. Он бил, отступал, снова бил и снова исчезал в темноте, прячась за рангоутами и штабелями груза. Он скользил в ночи босиком, подобно безжалостному демону, и поражал врагов. Он нападал из засады, он внезапно оказывался позади них, он вдруг выскакивал с одной стороны, в то время как бандиты прислушивались к шороху, донесшемуся со стороны противоположной. Он парировал их выпады и неловкие удары сплеча, и каждый раз его дубинка задевала колено, руку или голову его противника. Он и сам был ранен, но он не чувствовал этих небольших порезов. Между тем с причала раздались крики, тревожные сигналы, эхом отразившиеся от каменных построек порта, но никто не пришел Кевину н помощь. Он же сумел одним яростным, крушащим ребра ударом опрокинуть н палубу третьего бандита, и он остался лежать навзничь, задыхаясь от кашля, в то время как жизнь оставляла его вместе с обильной кровавой пеной, выступившей на губах. Кевин заплатил за это глубокой раной поперек спины после коварного удара одного из оставшихся в живых негодяев. Кевин вспоминал потом, что ему трудно было удержать в руках флагшток, но тогд он не понял, что дерево стало скользким от его собственной крови.