Дорога на высоту - [71]

-- Из Одессы?

-- Ну вот! Оказывается, на Украине больше нет городов, где живут евреи с невостребованными возможностями. Или в других городах мы вдруг стали нужны?

Нам сразу стало легко с ним, а тут еще оказалось, что мы земляки -- из одного большого украинского города. Мы приехали в Сибирь чуть раньше, он чуть позже.

Все может быть... Но если это тот Н.Н., то непонятно, зачем он звонил на радио. Н.Н., которого мы знали, не стал бы этого делать. Или, может, кто-то подтолкнул его, как и меня, может, он знал, что мы его услышим.

-- Надо его найти, -- сказал муж.

И вот мы встретились.

-- Сколько мы не видались?

-- Тридцать лет.

-- Да... Порядком. Почти полжизни.

-- Н-ка, -- говорю я ласково, так я называла его тогда, тридцать лет тому, -- как это вышло? Ты же не верил ни в Бога, ни в черта... Ты был инженер.

Я ищу в этом седобородом человеке, чем-то похожем на фото великого ребе, что живет за океаном, черты, которые мне дороги. Нам дороги.

Господи, Н-ка, какой ты был инженер! В глазах у тебя то и дело вспыхивал свет, словно зажигалась лампочка. Это значило, что в голову тебе пришла еще одна идея. Если говорить честно, к тому времени, когда ты приехал, некоторые из нас уже чуточку замшели. Ну, не то, чтобы замшели, просто начали входить в ту стадию, когда гребут под себя, взвешивают свою долю в общем котле. И вдруг -- ты! Как свежий ветер. Тебя переполняло. Ты был невероятно, невозможно щедр. Ты сорил идеями и остротами. Ты выглядел богачом, который не думает, что будет завтра. Берите, жаждущие. Его богатство не может иссякнуть -- не оскудеет рука дающего.

...Н.Н. идет по лаборатории. Я вижу, как он идет, словно я там, за чертою ушедших лет, -- чуть-чуть вразвалку, руки в карманы. И вдруг замечает на экране осциллографа, за которым сидит новый инженер (его недавно взяли из электроцеха. Как его звали? Как его звали... Не вспомню...) странную кривую. Н.Н. не может пройти мимо. Он просто не выносит, когда кому-то что-то неясно. Когда ему самому что-то неясно.

Он садится рядом.

-- Ну и красавица, откуда ты взялась такая? Смотри, прыгает. Давай пораскинем мозгами -- кто ее, такую кокетку, мог породить? Кто ее породитель? Прародитель... Откуда импульс?

Он нашел причину "красивой кривой" быстро и, кажется, легко, будто заранее знал отгадку загадки. Наверное, его вела великая инженерная интуиция, для которой эта загадка была вовсе и не загадка, а так, пустяки. Из самых сложных лабиринтов выводила Н-ку его интуиция.

Н.Н. поднялся и отошел, сел за свой рабочий стол и, наверное, совсем забыл о том, что только что сделал. В конце дня тот инженер подошел к нему и сказал, что все точно, все правильно, он проверил, оказывается, очень интересно. Я вижу, как Н-ка несколько секунд смотрит на него, не понимая, о чем речь. Он уже далеко. В голове у него другие кривые, куда интереснее.

"Ты не знаешь, Н.Н. женат?" -- спрашивали друг у друга женщины, когда ты появился в отделе. А одна даже задала вопрос философский: "Вообще, бывают ли жены у таких мужчин?"

Бывают. Женат.

-- Н.! Вас к телефону!

Н.Н. быстро отрывается от стола, стремительно идет к телефону и жадно как-то захватывает рукой трубку. Он знает, что это жена, потому что заработался и не пришел домой на обед. И она беспокоится.

Оттуда, из прошлого, я не разбираю фраз, я слышу только голос. Может быть, он оправдывается -- было много работы, может утешает -- не надо расстраиваться, ему полезно не поесть, немного похудеет, или делится с ней радостью -- как раз в этот обеденный перерыв он придумал что-то ужасно интересное, пусть и она радуется.

Я напрягаю слух, чтобы разобрать, что он говорит, но не могу, словно звучит мелодия без слов. И в этой мелодии -- свет и нежность. И еще вплетаются легкие смеющиеся звуки.

Он кладет трубку, нисколько не смущаясь тем, что вся лаборатория слушала их разговор, и еще рассказывает -- так, никому, всем -- что-то смешное о сыне. Он только что поговорил с женой и еще полон теплом ее голоса, и просто не может сразу от этого отстраниться. И легкий юмор, с которым он говорит и который вроде бы должен скрыть нежность, эту нежность только подчеркивает.

Он распахивает дверь в свой дом: смотрите. Дети болеют, жена, тоже неплохой, хороший инженер, должна подолгу сидеть с детьми дома, и денег мало. Но воздух в доме теплый и чистый. Дышите им, я разрешаю. Грейтесь у моего очага.

Тридцать лет назад мы уехали из того сибирского города -- так сложилось. Никого из наших друзей видеть нам не пришлось, но я помнила и любила их, я когда-то написала повесть, в которой -- моя память и моя любовь к ним. Иногда я раскрываю эту маленькую книжечку, и мне становится до слез грустно. Может, это и есть ностальгия?

В коридор выходит она -- А. Миг я не узнаю и ее -- все-таки прошло столько лет, когда мы уехали, А. была совсем молодой. Но все тоже милое лицо, правильные черты, гладко зачесанные волосы, -- она всегда стягивала их узлом, только теперь волосы прикрыты. Глаза... Глаза ее -- золотистые, но веки припухли, и взгляд усталый. И пополнела, еще пополнела.

-- Ты помнишь, -- улыбается А., улыбка все та же -- мягкая, легкая, -- я всегда имела к этому вкус. -- Мне понятно, что она говорит о своей полноте.