Дорога на высоту - [17]

-- Света... Света... -- это прозвучало, как стон.

Его руки жгли. Они не были вместе тысячу лет, целую вечность. У нее больше не было сил.

Он ласкал ее как-то ожесточенно, без слов. И она -- молча. А потом, после, она вдруг ощутила жуткую пустоту. Но Анатолий еще обнимал ее, и Светлана с трудом удержалась, чтобы не отвернуться.

С этим надо жить. К этому надо привыкнуть.

И НАСТАЛО УТРО или ЛЯГУШКА В СМЕТАНЕ

Светлана лежала на боку в удобной широкой кровати, укрытая легким пуховым одеялом. Кровать им подарили год назад знакомые старожилы, а одеяло они купили совсем недавно, от него еще исходил аромат новой вещи. Теплое одеяло, которое они привезли с собой, набухало от непроходящей зимней влаги, становилось тяжелым, неудобным, его пришлось выкинуть.

Светлане было тепло и приятно. Она наконец смогла лечь. Это было блаженство, ни с чем не сравнимое -- вытянуться, дать отдохнуть рукам, ногам, спине, всему телу. И только мозг, тоже усталый, не мог расслабиться, в голове все плыл этот трудный-трудный день, плыли два года, как один день, и не давали уснуть.

Ей виделась не плавная лента последовательных событий, а рваные куски, слышались чьи-то голоса. Что-то проступало в памяти ясно и четко, а многое она могла едва-едва различить. Светлана делала над собой усилие, чтобы вспомнить, что это было, но картины и слова исчезали, оставляя только смутное чувство тревоги. И нереальности.

Реальными были только вот эта кровать, одеяло, дыхание Анатолия. Спит. Пусть спит.

Даже розы на зимних улицах города казались чем-то непостижимым, из придуманного бутафорского мира. А ведь они цветут -- красные, белые, желтые. Светлана любуется ими уже третью зиму, пора бы привыкнуть и перестать смотреть, как на чудо.

Третью зиму они живут в Израиле. Пора бы и к этому привыкнуть и почувствовать себя дома. Пора. А вот -- никак.

В первый год это бывало с ней часто. Иногда по утрам. Она просыпалась, не сразу открывала глаза, казалось: вот сейчас откроет и исчезнет тяжелый сон. Все будет, как прежде.

Сейчас уже реже, но все равно накатывает.

Сегодня накатило в автобусе. Автобус ехал по вечерней Хайфе, было уже темно, за окном мелькали цветные изогнутые витрины магазинчиков. Впечатление многоцветья и изогнутости создавали, наверное, огни неоновых ламп, в свете которых серебрились, алели, сияли голубизной, выставленные в витринах нарядные вещи. Но из окна автобуса все это вдруг показалось Светлане странным игрушечным праздником, где разноцветные стекляшки имитируют роскошь.

Казалось, она смотрит фильм. Как у фантастов: надеваешь шлем, нажимаешь кнопку, крутится кино. Героиня фильма -- ты. Выбирай заранее, какой хочешь -на час, на два, на один сеанс.

Словно героиня такого прокатного фильма, она ехала по чужому городу, вокруг звучала незнакомая речь. Надо только снять шлем. Увидишь свою остановку автобуса -- "Комсомольский проспект". Выходи. Заверни за угол. Дом во дворе, третий этаж. Сбросишь туфли, под ногами знакомое тепло коврового настила.

Странный фильм они выбрали. Сеанс не кончается.

За окном уже не видно магазинов, мелькают тусклые огни мастерских и гаражей, автобус идет через промышленную зону. А там и город, где они поселились, маленький городок на холмах.

Анатолий заворочался, вздохнул. Проснулся?

-- Не спишь?

-- Как видишь...

-- Что-то случилось?

-- Нет, что ты. Разве может еще что-то случиться?

-- Ну... тогда давай спать. Постарайся заснуть. Поговорим завтра.

-- Завтра, так завтра.

Нет, нет, так нельзя. Надо сделать над собой усилие. Когда она в последний раз выслушала его? Они вообще почти не видались. Она возвращается поздно, Анатолий, если бывает дома, в это время уже спит. В последние месяцы он работал в Эйлате, приезжал редко -- на день, на два. Усталый, злой, падал. Не успевал отоспаться, уезжал снова.

Светлана повернулась к нему лицом:

-- Ну -- что?

-- В Эйлат я больше не поеду.

Она не спросила, почему. Ждала. В прошлый раз он тоже говорил, что не вернется в Эйлат.

-- Все равно на стройке не разбогатеешь. Каблан на тебе заработает, это точно. А ты угробишься, -- о себе он говорил как бы со стороны. -- Получу пособие, буду пока искать что-то другое.

Она тогда опять пыталась говорить, что он все делает не так, у него есть профессия, надо идти на курсы, идти этим путем. Он, как всегда, не слушал, повторял свое:

-- Нужны деньги. Деньги -- сейчас. Я виноват перед вами. Я -- виноват. Я и должен найти выход.

В Эйлат он все-таки тогда уехал. Сказал, что в последний раз, надо закончить там что-то, иначе могут вообще не заплатить.

Наверное, на этот раз он решил точно -- в Эйлат не возвращаться.

-- Олимы здесь, -- выдавил Анатолий, -- дармовая рабочая сила.

Это они уже проходили. Это Светлана уже слышала, и не раз. Его мучает собственное бессилие, она это знает. Но что делать? Сказала мягко, сама поражаясь тому, откуда берутся силы так говорить:

-- Толя, нельзя так. Ничего ужасного не происходит.

-- Конечно... Я езжу черт знает куда. Сорок пять в тени. Работаю вместо подъемного крана. Каблан смотрит, чтобы я, не дай Бог, не остановился на полминуты.