Дорога на простор. Роман. На горах — свобода. Жизнь и путешествия Александра Гумбольдта. — Маленькие повести - [175]
Все это случилось еще при «кротком» Александре I — «ангеле».
Яна Виткевича — в 5‑й линейный батальон Орской крепости; Виктора Ивашкевича — в Троицк; Алоизия Песляка — в Верхне–Уральск; Николая Сухотского — в Звериноголовск на Тоболе.
Последнему уже ничто не могло помочь: в невыносимых условиях он покончил с собой; Песляк близок к этому.
И вот за троих, воротясь в Петербург, Гумбольдт, очевидно, о многом наслышапный, решительно вступился перед самим императором!
Совершилось как будто невозможное. Именным повелением двое произведены в унтер–офицеры, Виткевич назначен переводчиком оренбургской пограничной комиссии.
И вдруг хлынул, словно прорвав плотину, неистовый поток событий в этом одном из самых фантасмагорических существований того времени.
Портупей–прапорщик… Дерзкие рейды, когда с тридцатью — сорока казаками рассеяны в степях двухтысячные скопища — за ними стоял хивинский хан. Прозвание «Батыр» — богатырь — полетело от кочевья к кочевью.
Он не стал покорным, в 1833 году за подготовку «мятежа и побега» — снова в тюрьме, вместе с Заном и еще одним филоматом — Сузиным.
Как раз тогда (перед самым арестом троих) в Оренбург дня на два приезжал Пушкин. Сперва прямо к во–ошюму губернатору Перовскому — с ним был на «ты». Затем перешел к Далю, другу, — -у Перовского же обедали. С Далем и ездил за семь верст в слободу или станицу Бёрду, где за шестьдесят лет до того стоял Пугачев, — старуха казачка еще помнила его, пела Пушкину пугачевские песни. Вряд ли нашлось бы у Пушкина время и возможность встретиться с кем–либо из троих во главе с Виткевичем «возмутителей спокойствия», — жаль…
Впрочем, арест на этот раз не оказался длительным — то ли не стоило дело выеденного яйца, то ли посмотрели сквозь пальцы на что–то, касающееся сорвиголовы, оказывающего такие услуги пограничному начальству.
И Виткевич на свободе, даже едет в отпуск — наконец домой, в Литву. С ним слуга, невиданно одетый, изумляющий обитателей литовских местечек чудесами джигитовки; пожалуй, тургеневский Муций из «Песни торжествующей любви» произвел на сограждан сходпое впечатление, вернувшись с таинственным малайцем.
Отпуск недолог — снова под палящим солнцем конь уносит Виткевича в Оренбургские степи.
В степном становье «султана» Жусупа Нуралиева он давно дорогой гость. Друг.
Внезапно он бесследно исчезает; так же нежданно появляется. Теперь он разыскивает Даля, врача, собирателя десятков тысяч слов для затеянного им — в одиночку! — знаменитого словаря, плодовитого писателя (как хватало времени, сил? Через полтора века дивишься таким людям!), давнего друга Пушкина, — в эти годы Даль служит в Оренбурге при В. Я. Перовском, — разыскивает и диктует ему отчет о поездке во все еще недоступную Бухару!
О Виткевиче знают в столице; 2 июля 1836 года ои в Петербурге. На улицах оглядываются на казахское платье Батыра; по–казахски ои одевает и великих князей для маскарадов. Предстоящее ему, уже поручику, непомерно трудно: в Кабуле пересилить английское влияние.
В пустыне Хорасана он обводит вокруг пальца Роулинсона — археолога, дипломата, разведчика (специфически английский сплав!).
И вот — кабульское единоборство Виткевича с опытнейшим лондонским эмиссаром Александром Бернсом: 26 апреля 1838 года Бернс упаковал свой багаж — эмир Дост–Мухаммед склоняется к союзу с Ираном против Ост–Индской компании, гарантом выступит Россия! Текст договора подписан.
Но нечто сместилось в политической «стратосфере». Пальмерстон бряцает оружием, английские войска вот–вот вторгнутся в Афганистан, чтобы свергнуть Дост–Мухаммода. Осложнилась дипломатическая игра вокруг Турции и непокорному султану и европейским советчикам Мухаммеда–Али египетского — было важно, как ляжет английская карта.
И Николай отступает. Он перечеркивает достигнутое в Кабуле.
В Петербурге Внткевнч рассказывает:
— Я был на коне и под конем, на верблюде и под верблюдом…
Он сильно хромал.
Томаш Зан проводил Батыра в гостиницу, выпил у него чаю, выкурил сигару и ушел, оставив в оживленной беседе с двумя персами: персидский — один из девятнадцати (по Зану) языков, какими он владел.
Восьмого мая 1839 года Ян, пли, как звали его в Петербурге, Иван Викторович Внткевнч был найден мертвым у себя, в шестом номере гостиницы «Париж» на Малой Морской.
Кажется, в день его смерти был изготовлен приказ о переводе в гвардию, ордене, денежной награде: пилюлю хотели подсластить.
Загадочная гибель до сих пор тревожит воображение романистов, историков; по–видимому, он покончил с собой, а перед тем сжег бумаги об афганской поездке, все плоды которой уничтожили в петербургских канцеляриях. Возможно, словно при яркой вспышке, он увидел, горько ощутил, как на его кратком пути многое сложилось иначе, чем грезилось подростку в холодпых классах–склепах «гимназиальной школы». А то, как сложилось, пошло прахом…
Так, на тридцать нервом году оборвалась жизнь невероятнее любого романа, у решающего попорота которой также на миг скрестились пути двоих — всемирно прославленного седого ученого с юношеским взглядом пристальных глаз и двадцатнлетнего юноши в солдатской шинели.
ПРОЩАНИЕ С РОССИЕЙ
Палеонтологическая фантастика — это затерянные миры, населенные динозаврами и далекими предками современного человека. Это — захватывающие путешествия сквозь бездны времени и встречи с допотопными чудовищами, чудом дожившими до наших времен. Это — повествования о первобытных людях и жизни созданий, миллионы лет назад превратившихся в ископаемые…Ряд публикаций забытой палеонтологической фантастики в серии «Polaris» продолжает книга В. Сафонова «Победитель планеты», переиздающаяся нами впервые за 80 с лишним лет — поэтически написанное научно-художественное повествование об эволюции жизни на Земле.
В суровые годы Великой Отечественной войны в издательстве «Молодая гвардия» выходили небольшие биографические книжечки о прославленных наших соотечественниках. Они составляли серии «Великие русские люди» и «Великие люди русского народа», заменившие на время войны серию «Жизнь замечательных людей». В год празднования сорокалетия великой Победы издательство ознакомит читателей с некоторыми из этих биографий.
Нартов, Кузьма Фролов, Черепановы, Иван Батов… Этих людей объединяют два обстоятельства. Все они были талантливейшими русскими самородками. Жизнь и деятельность каждого из них находились в тяжкой зависимости от духа и смысла крепостной эпохи.Настоящее издание посвящено жизни и творчеству выдающихся русских мастеров.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1938 года. Орфография сохранена.
Александр Гумбольдт родился за двадцать лет до Великой французской революции, а умер в тот год, когда вышли из печати начальная часть книги «К критике политической экономии» К. Маркса и «Происхождение видов» Ч. Дарвина.Между этими двумя датами — целая эпоха, эпоха величайших социальных и промышленных революций и научных открытий. В эту эпоху жил и работал Александр Гумбольдт — ученый огромного размаха — по своим научным интересам, по количеству сделанных открытий и выпущенных трудов, должно быть последний энциклопедист в науке.Великий натуралист был свидетелем заката естествознания XVIII века и рождения и расцвета естествознания новой эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.